Миры Альфреда Бестера. Том 1
Шрифт:
Улицы его пустовали. Все население Нью-Йорка джантировало в отчаянных поисках найти безопасность… на пределе своих возможностей… на пять миль, на пятьдесят, на пятьсот. Некоторые джантировали прямо под удар бомбы. Тысячи погибли в джант-взрывах, поскольку общественные джант-площадки не были рассчитаны на такой массовый исход.
Фойл видел, как на улицах стали пявляться спасатели в белых защитных костюмах. Властный окрик напомнил ему, что и его могут поставить на аварийные работы. Проблема эвакуации
Фойлу не совсем улыбалось неделю провести в борьбе с пожарами и грабителями. Поэтому ускорился и ускользнул от Аварийной Команды.
На Пятой Авеню он замедлился. Ускорение пожирало огромное количество энергии. Долгое ускорение требовало потом многих дней восстановления сил.
Грабители и джек-джантеры уже хозяйничали на Авеню — по одиночке и бандами, трусливые и свирепые. Шакалы, раздирающие тело живого, беспомощного животного. Сегодня город принадлежал им, и они орудовали в нем без всякого стеснения. Фойл внезапно столкнулся с ними.
— Я не в настроении, — предупредил он. — Поиграйте с кем-нибудь другим.
Он вывернул все карманы и швырнул им деньги. Они торопливо схватили их, но остались неудовлетворены, так как жаждали забавы, а беспомощный джентльмен вполне мог ее им предоставить. С полдюжины бандитов быстро окружили Фойла тесным кольцом.
— Добрый джентльмен, — скалились они. — Давай повеселимся.
Фойл однажды видел изуродованное тело одной из жертв их веселья. Он вздохнул и с трудом отрешился от образа Оливии Престейн.
— Ну что ж, — сказал он. — Давайте, ребята.
Нащупав пульт управления во рту, он на двадцать губительных секунд превратился в самую смертоносную боевую машину… Коммандос-убийца. Все происходило как будто помимо его воли. Тело просто следовало вживленным в мускулы навыкам и рефлексам… На тротуаре остались лежать шесть трупов.
Собор Святого Патрика стоял незыблемый, вечный, своим величием подавляя крошечные языки пламени, лизавшие позеленевшую медь крыши. Он был пуст. Освещенные и обставленные, шатры Пятимильного Цирка заполняли неф церкви, но люди их покинули. Слуги, повара, камердинеры, атлеты, лакеи, философы и мошенники поспешно бежали.
— Они, конечно, вернутся сюда пограбить, — пробормотал Фойл.
Он вошел в свой шатер — и увидел сгорбившуюся на ковре фигурку в белом, что-то невнятно про себя мычащую. Это была Робин Уэднесбери — платья в клочья, рассудок в клочья.
— Робин!
Она продолжала мычать. Он поднял ее на ноги, встряхнул, ударил по лицу. Она просияла и продолжала мычать. Фойл достал шприц и ввел ей лошадиную дозу ниацина. Наркотик подействовал на нее отрезвляюще. Ее буквально вывернуло наизнанку. Атласная кожа побелела. Прекрасное
— Так-то лучше, — произнес Фойл. — Ты великая любительница спасаться бегством. Сперва самоубийство. Теперь это. Что следующее?
— Уйди.
— Возможно, религия. Ты чудесно впишешься в какую-нибудь секту. Примешь муки за веру… В состоянии ты смотреть жизни прямо в глаза?
— Разве тебе никогда не приходилось убегать?
— Никогда. Бегство — для неврастеников.
— Неврастеник… Любимое, слово нашего образованного умника… Ты ведь образован, не правда ли? Образован. Уравновешен. Спокоен. Да ты удирал всю свою жизнь!
— Я?! Никогда. Всю свою жизнь я кого-то преследовал.
— Ты удирал. Уходил от реальной жизни, нападая на нее… отрицая ее… уничтожая ее… Вот, что ты делал.
— Что? — Фойл резко встрепенулся. — Ты хочешь сказать, будто я от чего-то спасался?
— Безусловно.
— От чего же?
— От реальности. Ты не в состоянии принять жизнь такой, какой она есть. Отказываешься это сделать. Пытаешься загнать ее в твои собственные рамки. Ты ненавидишь и уничтожаешь все, что не укладывается в твои безумные рамки.
— Она подняла залитое слезами лицо. — Я больше не могу это выдержать. Отпусти меня.
— Отпустить… Зачем?
— Хочу жить своей жизнью.
— А как же твоя семья?
— …Буду искать их сама.
— Почему? Что случилось?
— Слишком много… нет сил… ты и война… потому что ты так же страшен, как и война. Даже страшнее. Что случилось со мной сегодня, происходит постоянно, когда я с тобой. Я могу вынести либо одно, либо другое, но не вместе.
— Нет, — отрезал Фойл. — Ты мне нужна.
— Я готова выкупить себя.
— Каким образом?
— Ты потерял все нити, ведущие к «Ворге», не правда ли?
— И?
— Я нашла еще одну.
— Где?
— Не имеет значения. Ты согласен отпустить меня, если я тебе ее передам?
— Я могу вырвать силой.
— Можешь? После сегодняшней бомбежки? Попробуй.
Ее вызов застал его врасплох.
— Откуда мне знать, что ты не врешь?
— Я намекну тебе. Помнишь того человека в Австралии?
— Форреста?
— Да. Он пытался назвать имена своих товарищей. Помнишь единственное имя, которое он сумел произнести?
— Кемп.
— Он умер, не успев закончить. Его имя — Кемпси.
— Это и есть твоя нить?
— Да. Кемпси. Имя и адрес. В обмен на твое обещание отпустить меня.
— По рукам, — сказал он. — Ты свободна. Выкладывай.
Робин подошла к дорожному платью, в котором была в Шанхае, и достала из кармана обгоревший клочок бумаги.