Миры Альфреда Бестера. Том 2
Шрифт:
— Погоди, — перебил я, — что за хреновина такая — ходатайство о невыдаче?
Синдикат снисходительно улыбнулся.
— Ах, Гинь, не бывать тебе обеспеченным человеком — ты навсегда останешься жалким миллионером! Пора бы тебе знать, что ходатайство о невыдаче патента другому лицу это способ застолбить право на открытие за собой еще на самом раннем этапе исследования. Предварительным ходатайством вы сообщаете миру, что сделаете заявку на патент, как только будет получен конкретный результат.
— О, мы не позволим этим типам обойти себя! —
— Они нас не обойдут, красавица.
— Но как вы их остановите?
— Уже остановил. Я ее купил.
— Черт возьми, — сказал я, — каким образом можно выкупить предварительную заявку, то есть голое намерение исследовать?!
— Намерения купить нельзя, — сказал Синдикат. — Поэтому я купил «Юнайтед Консервайтед». Для того я и летал в Проктор-Гэмбл — чтобы провести переговоры о покупке. Это мой подарок исследовательской группе нашей Команды. Я рад, что группу возглавляет новоприобретенный член нашей Команды — именитый профессор Секвойя Угадай.
Фе кинулась обнимать Поулоса с таким энтузиазмом, что раздался хруст, — наша Фе-дьмочка сломала Греку его сверхэлегантное пенсне. Поулос расхохотался, громко чмокнул наглую девчонку и развернул в сторону Вождя.
— И что теперь? — защебетала она. — Вождь, что будем делать теперь? Только быстро, быстро, быстро!
Секвойя заговорил в растяжку, рассеянным тоном, что нас удивило — он был так скор, когда речь заходила о научных материях.
— Существуют волны и частицы. С одного края спектра электромагнитных волн — фоновые радиоизлучения, принимаемые кое-кем из моих коллег за эхо Большого Взрыва, с которого началась Вселенная. Есть слабопроникающие рентгеновские лучи и жесткие. Разумеется, еще космические излучения. Нейтрино — у них нет заряда и никакие другие частицы не способны их захватывать. Нейтрино могли бы беспрепятственно пройти через слой свинца толщиной в несколько световых лет. Есть еще частицы, испускаемые гаснущими звездами, когда те превращаются в гравитационные дыры, — это явление позволяет нам выдвинуть захватывающее предположение: быть может, это результат бомбардировки античастицами из Антивселенной. Что?
— Мы не проронили ни слова.
— Значит, послышалось… Помещение в орбитальный космический корабль увеличивает шансы встречи с этими частицами на пятьдесят процентов.
— Именно это и произошло с крионавтами. Вождь?
— Возможно.
— С какого же конца мы начнем исследование?
Он не отвечал. Рассеянно таращился в пространство перед собой — казалось, высматривает пролетающие мимо частицы.
— Вождь, чем мы займемся для начала? — не отставала Фе.
Опять никакого ответа.
Я прошептал Борджиа:
— Он, часом, не впал в прежнюю кататонию?
Она только пожала плечами.
Но тут Ункас наконец заговорил — так медленно, как будто прислушивался к невидимому суфлеру.
— Вопрос в том, где… где разумнее проводить эксперимент… в криокапсуле на Земле… или же послать на орбиту… дабы ускорить процесс.
—
— Но, возможно, все же лучше послать капсулу на орбиту — или поместить в новейший двадцатимильный циклотрон.
— Захочет ли Объединенный Фонд финансировать твои исследования? — спросил я.
— Послушайте, профессор Угадай, я настоятельно приглашаю вас работать на средства «Фарбен Индустри». И пожалуйста, не надо возражать, мисс Фе! Мы поселим вас на самой роскошной вилле, где вы будете жить и работать, нисколько не волнуясь относительно возможных конкурентов.
На этом этапе разговора Вождь опять углубился в себя, ведя неслышный разговор с невидимым собеседником. А нам оставалось только ждать. Пока мы с глупым видом переминались с ноги на ногу, в комнату впорхнул счастливый Эдисон. По его довольной физиономии мы догадались, что он наконец починил дверную электронику, но жестами приказали ему оставить эту информацию при себе. Итак, мы ждали в почтительном молчании, которое затягивалось, затягивалось, затягивалось…
— А вот этого я еще не слышал, — изрек Вождь.
— И мы не слышали, — подхватил я.
Внезапно внизу застрекотал принтер. Все мы подскочили от неожиданности. Я совершенно обалдел от такого сюрприза.
— Но это же исключено! — воскликнул я. — Эта фиговина повинуется только клавиатуре — а Фе разбила ее на мелкие кусочки!
— Любопытно, — сказал Секвойя с прежней живостью в голосе. Похоже, он опять резко вернулся к своему обычному состоянию. (Наш черокский гений неистощим в искусстве удивлять окружающих.) — Давайте-ка взглянем, что там происходит. Возможно, компьютер таким образом запоздало реагирует на истребление клавиатуры? У машин временами случаются неожиданные всплески эмоций.
Мы всей компанией ссыпались на первый этаж. Натома приникла к моему уху и спросила шепотом:
— Хинь, что есть клавидура?
Не пускаясь в объяснения, я только чмокнул женушку в благодарность за ее любопытство.
К тому моменту, когда мы оказались внизу, принтер уже отстрелялся и устало свесил длинный белый язык распечатки.
Оторвав широкую ленту с распечаткой, я пробежался глазами по тексту.
— Ты прав. Секвойя. Запоздалая истерика. Единички и нолики. Бессмысленный лепет на двоичном коде.
Я протянул ему распечатку. Он мельком взглянул. Потом взглянул внимательнее. Потом так углубился в изучение единичек и ноликов, что я испугался нового ступора.
— Это данные мониторинга, — произнес Вождь с огорошенным видом.
— Чего-чего?
— Это мониторинг происходящего в опускаемом аппарате с криокапсулами.
— Бред.
— Факт.
— Не верю.
— Придется поверить, тупая голова!
— Но это просто невозможно. Откуда такая информация в компьютере, который занимается исключительно моими личными воспоминаниями?