Миры Артура Гордона Пима. Антология
Шрифт:
– И отражаете их, подобно им…
– Вот именно! В тот самый день, когда вы высадились в гавани Рождества и остановились у Фенимора Аткинса, под вывеской «Зеленый баклан», я сказал себе: «Через две недели, а то и всего через одну, моему постояльцу наскучит здесь, и он пожалеет, что приплыл на Кергелены…»
– Нет, почтенный Аткинс, я никогда не жалею о содеянном!
– Хорошая привычка!
– Кстати,
– … и вам не терпится оказаться снова в вашей, то есть нашей стране, мистер Джорлинг, – закончил за меня мой собеседник, – снова увидеть Коннектикут и Хартфорд, нашу столицу…
– Без всякого сомнения, почтенный Аткинс, ибо вот уже три года я скитаюсь по миру… Пришло время остановиться, пустить корни…
– Хм, когда появляютя корни, – подхватил американец, подмигнув, – то недолго и отрастить ветки!
– Соверешнно справедливо, почтенный Аткинс. Однако у меня нет семьи, и вполне вероятно, что на мне прервется наш род. В сорок лет мне уже вряд ли взбредед в голову отращивать ветки, вы же, мой дорогой хозяин, уже сделали это, ибо вы – настоящее дерево, да еще какое…
– Дуб – даже, если хотите, из породы каменных.
– Вы правильно поступили, подчинившись законам природы. Раз природа снабдила нас ногами, чтобы мы ходили…
– То она не забыла и про место, которым пользуются для сидения! – закончил за меня с громогласным смехом Фенимор Аткинс. – Именно поэтому я очень удобно уселся в гавани Рождества. Кумушка Бетси подарила мне двенадцать ребятишек, а они в свою очередь порадуют меня внуками, которые станут цепляться за мои ноги, как
– Вы никогда не вернетесь на родину?
– Что бы я там делал, мистер Джорлинг? Нищенствовал? Напротив, здесь, на островах Запустения, где мне ни разу не пришлось ощутить пустоту, я добился достатка для себя и своего семейства.
– Несомненно, почтенный Аткинс, и мне остается только поздравить вас, раз вы живете счастливо. И все же не исключено, что в один прекрасный день у вас возникнет желание…
– Пустить корни в иную почву? Куда там, мистер Джорлинг! Я же говорю, что вы имеете дело с дубом. Попробуйте-ка пересадить дуб, вросший по середину ствола в гранит Кергелен!
До чего приятно было слушать этого достойнейшего американца, отлично прижившегося на архипелаге и приобретшего отменную закалку благодаря здешнему неуютному климату! Он обитал здесь со всем своим семейством, напоминавшим жизнерадостных пингвинов, – радушной матушкой и крепышами-сыновьями, пышущими здоровьем и не имеющими ни малейшего понятия об ангине или несварении желудка. Дела у них шли на славу. В «Зеленый баклан», ломящийся от товаров на любой вкус, заглядывали моряки со всех судов – и китобойных, и всех прочих, – которые бросали якоря у берегов Кергелен. Здесь они пополняли запасы жира, сала, дегтя, смолы, пряностей, сахара, чая, консервов, виски, джина, виноградной водки. Кроме того, в гавани Рождества просто не было другой гостиницы и другой таверны. Что до сыновей Фенимора Аткинса, то они трудились плотниками, мастерами по парусам, рыбаками, а в теплый сезон промышляли ластоногих в самых узких расселинах прибрежных скал. Славные парни, без лишних причитаний покорившиеся своей судьбе…
– Да и вообще, почтенный Аткинс, скажу напоследок, что я счастлив, что побывал на Кергеленах. Я увезу отсюда приятные воспоминания, – сказал я. – Однако я с радостью снова вышел бы в море…
– Ну-ну, – ответствовал этот доморощенный философ, – немного терпения! – Никогда не следует торопить час расставания. И не забывайте: хорошие деньки обязательно вернутся. Недель через пять-шесть…
– Пока же, – перебил я его, – горы и долины, скалы и берега покрыты толстым слоем снега, и солнце бессильно проникнуть сквозь туман, тянущийся до самого горизонта…
Конец ознакомительного фрагмента.