Миры Артура Гордона Пима. Антология

Лавкрафт Говард Филлипс

Мистер Пим дал изображение расселин без изъяснений, и он решительно говорит о выемках, найденных на краю самой восточной из этих расселин, утверждая, что они имеют лишь причудливое сходство с алфавитными буквами и, словом, что они положительно не суть таковые. Это утверждение сделано с такою простотою и в подкрепление его приводится некое доказательство столь убедительное, то есть то обстоятельство, что найденные среди праха выдающиеся обломки вполне подходили к выемкам на стене, что мы вынуждены верить в полную серьезность утверждений пишущего; и никакой разумный читатель не мог бы предположить ничего иного. Но так как обстоятельства, связанные со всеми фигурами, чрезвычайно своеобразны (особенно ежели сопоставить их с утверждениями, делаемыми в основном повествовании),

вполне благоуместно сказать слово-другое относительно их всех – тем более что данные обстоятельства, без сомнения, ускользнули от внимания мистера По.

Фигура 1, фигура 2, фигура 3 и фигура 5, если соединить их одну с другою в том самом порядке, какой представляют расселины, и если лишить их малых боковых ходов, или сводов (которые, как надо припомнить, служили лишь средством сообщения между главными горницами и совершенно отличались по характеру), образуют слово эфиопского корня

– корня «быть тенистым», откуда все производные, изображающие тень или темноту.

Касательно выражения «левая или самая северная» из зазубрин в фигуре 4, более чем вероятно, что мнение Питерса было справедливым и что кажущаяся гиероглифичность была действительно произведением искусства и должна была изображать человеческую форму. Очертание находится перед читателем, и он может усматривать или не усматривать указываемое сходство; но остальная часть выемок, во всяком случае, доставляет сильное подтверждение мысли Питерса. Верхний ряд, очевидно, есть корень арабского слова «быть белым», –

– откуда все производные, означающие блистательность и белизну. Нижний ряд не так сразу заметен. Буквы несколько изломаны и разъединены, тем не менее нельзя сомневаться, что в совершенном своем состоянии они образуют целиком слово –

– «Область Юга». Надо заметить, что эти истолкования подтверждают мнение Питерса относительно «самой северной» из фигур. Протянутая рука устремлена к югу.

Заключения, подобные этим, открывают широкое поле для умозрения и волнующих догадок. Их нужно было бы, может быть, рассматривать в связи с некоторыми из наиболее слабо очерченных событий повествования; хотя, зримым способом, эта цепь связи отнюдь не полна. «Текели-ли!» был крик испуганных туземцев Тсалала, когда они увидели труп белого животного, выловленного в море. Таково было также трепещущее воскликновение тсалальского пленника, когда он увидел белые предметы, находившиеся в обладании мистера Пима. Таков был также крик быстро пролетавших белых и гигантских птиц, которые изошли из парообразной белой занавеси юга. Ничего белого не было в Тсалале, равно как и при дальнейшем плавании к области, находившейся за пределом.

Не невозможно, что слово «Тсалал», наименование острова расселин, при внимательном филологическом расследовании может указать или на некоторую связь с самыми расселинами, или на некоторые отношения к эфиопским буквам, так таинственно начертанным в их извилинах.

«Я вырезал это в холмах, и месть моя на прах в скале».

Жюль Верн

Ледяной сфинкс

Часть первая

Памяти Эдгара По

Моим американским друзьям

I

Острова Кергелен

Несомненно, ни один человек на свете не поверит моему повествованию под названием «Ледяной сфинкс». И все-таки его надо, по-моему, предложить на суд публики. Пусть она сама решает, верить ему или нет.

Прежде чем начать рассказ о столь невероятных

и ужасающих приключениях, следует сказать, что трудно представить себе менее подходящее для человека место, чем острова Запустения – так их нарек в 1779 году капитан Кук. Что ж, я пробыл там несколько недель и могу утверждать, что они вполне заслуживают грустного наименования, которое присвоил им знаменитый английский мореплаватель. Острова Запустения – этим все сказано…

Я знаю, что составители географических карт придерживаются названия «Кергелены», которым они обычно обозначают этот архипелаг, расположенный на 49°54' южной широты и 69°6' восточной долготы. Оправданием им служит то обстоятельство, что первым обнаружил эти острова в южной части Индийского океана французский барон Кергелен. Произошло это в 1772 году. Барон, командовавший эскадрой, вообразил тогда, что открыл новый континент, омываемый антарктическими морями; но уже следующая экспедиция заставила его понять свою ошибку: то был всего лишь архипелаг. Если кого-нибудь интересует мое мнение, то название «острова Запустения» – единственное, которое подходит для этой россыпи из трехсот островов и островков, затерянных среди бескрайних океанских просторов, где шумят, не переставая, бури южных широт.

И все же на этих островах живут люди, и 2 августа 1839 года исполнилось ровно два месяца с тех пор, как благодаря моему присутствию в гавани Рождества общее количество европейцев и американцев, представляющих собой основное ядро здешнего населения, увеличилось на одну душу. Хотя, по правде говоря, я стал с нетерпением дожидаться первого же случая покинуть эти места, как только закончил геологические и минералогические изыскания, которые и стали причиной моего появления здесь.

Гавань Рождества расположена на самом крупном острове архипелага, имеющем площадь 4500 квадратных километров, что в два раза меньше площади Корсики. Это довольно-таки удобный порт, где можно становиться на якорь в нескольких морских саженях от берега. Обогнув с севера мыс Франсуа, на котором возвышается Столовая гора высотой в 1200 футов, отыщите глазами базальтовую гряду, в которой природа проделала широкую арку. Устремив через нее свой взор, вы заметите тесную бухту, защищенную многочисленными островками от бешеных западных и восточных ветров. Это и есть гавань Рождества. Теперь ваш корабль может направляться прямо туда, забирая чуть вправо. На стоянке можно ограничиться одним якорем, что предоставляет свободу для разворота и прочих маневров – во всяком случае, пока бухту не затянет льдами.

Кстати, на Кергеленах насчитывается сотни других фиордов. Берега здесь извилисты, как истрепанные края юбки на нищенке, особено те, что обращены на север и на юго-восток. Прибрежные воды кишат островками разной величины. Вулканическая почва состоит из кварца с примесью голубоватого камня. С наступлением лета камни покрываются зеленым мхом, серыми лишайниками, явнобрачной растительностью и неприхотливыми камнеломками. Единственный здешний кустарник, напоминающий по вкусу горчайшую капусту, не встретишь ни в одной стране мира.

Здесь в привеликом множестве водятся королевские и разные прочие пингвины, которые расхаживают, поблескивая желтыми и белыми грудками, откидывая назад глупые головки и размахивая крыльями, напоминающими опущенные рукава, и походят издали на монахов, вереницами шествующих вдоль могильных плит.

Добавлю, что на Кергеленах находят убежище тюлени, нерпы и морские слоны, охота на которых составляла в те времена основу оживленной торговли, благодаря чему на архипелаг частенько заплывали корабли.

В один прекрасный день я прогуливался в порту, когда меня нагнал хозяин гостиницы, где я расположился, и сказал:

– Если я не ошибаюсь, вы у нас засиделись, мистер Джорлинг?

Это был высокий полный американец, обосновавшийся здесь уже 20 лет назад и владевший единственной гостиницей в порту.

– Вообще-то да, мистер Аткинс, – отвечал я, – если вас не обидит такой ответ.

– Ни в коем случае, – отозвался славный малый. – Как вы догадываетесь, я привык к таким ответам, подобно тому, как скалы мыса Франсуа привыкли к океанским волнам.