Миры Айзека Азимова. Книга 8
Шрифт:
— Продолжайте, Глэдия. Вы хотите сказать, что никто никогда…
— Никто, никогда, — быстро повторила она. — Вы просто останетесь здесь, и мои роботы позаботятся о вас. Если вы захотите связаться с вашим кораблем, с Бейлимиром, даже с аврорианским Советом, роботы точно знают, что надо делать. Вам стоит только поднять палец.
Д. Ж. уселся в ближайшее кресло, вытянулся и глубоко вздохнул:
— Как мудро, что мы не допускаем роботов в Поселенческие миры! Вы знаете, как скоро я обленился бы и избаловался, если бы проводил время в подобном обществе? Самое большее
— Конечно, нет. Если вы уснете, они проследят, чтобы в комнате было тихо и темно.
— А если вы не вернетесь?
— Почему не вернусь?
— Совет, кажется, очень хотел вас видеть.
— Они же не могут задержать меня. Я свободная гражданка Авроры и иду, куда хочу.
— Правительство может изобрести непредвиденные случаи, и в этих случаях правило всегда можно нарушить.
— Ерунда. Жискар, меня могут задержать там?
— Мадам, — ответил Жискар, — вас там не задержат. Пусть капитан не беспокоится на этот счет.
— Вот видите, Диджи. А ваш Предок, когда мы виделись с ним в последний раз, сказал мне, чтобы я всегда верила Жискару.
— Прекрасно! Великолепно! Но я приземлился с вами, Глэдия, чтобы убедиться, что получу вас назад. Помните это и скажите об этом вашему доктору Амадейро. Если они попробуют задержать вас против вашей воли, то задержат также и меня, а мой корабль на орбите способен отреагировать на это.
— Нет, пожалуйста, не вздумайте делать ничего такого. На Авроре тоже есть корабли, и я уверена, что за вами наблюдают.
— Тут есть одно «но», Глэдия. Я сильно сомневаюсь, что Аврора захочет развязать войну из-за вас. Но, с другой стороны, Бейлимир готов к этому.
— Нет и нет. Я бы не хотела, чтобы ваш мир начал войну из-за меня. Да и зачем ему это? Потому что я была другом вашего Предка?
— Не только. Я не думаю, что кто-нибудь верит, что вы были этим другом. Ваша прапрапрабабушка — может быть, но не вы. Даже я не верю, что это были вы.
— Вы знаете, что это была я.
— Умом понимаю, но чувствую, что это невозможно. Это было двести лет назад.
Глэдия покачала головой:
— Ваша точка зрения — точка зрения маложивущего.
— Наверное, как у всех нас, но дело не в этом. Вы стали в Бейлимире важной персоной из-за речи, которую произнесли. Вы — героиня, и все скажут, что вас необходимо представить землянам. И ничто не должно помешать этому.
— Представить? — Глэдия встревожилась. — С полной церемонией?
— С наиполнейшей.
— Но почему это настолько важно, что можно рискнуть безопасностью планеты?
— Вряд ли я смогу объяснить это космониту. Земля — особый мир, где человеческие существа стали личностями, где они эволюционировали, развивались и жили в окружении другой жизни. У нас в Бейлимире есть деревья, есть насекомые, но на Земле такое изобилие деревьев и насекомых, какого нет ни в одном известном мне мире. Наши миры — имитация, бледная имитация. Они не существуют и не могут существовать без разума, культуры и духовной силы, которую получают
— Космониты придерживаются прямо противоположного мнения о Земле. Когда мы упоминаем о ней — что редко делаем — то говорим, что это мир варварский и гибнущий.
Д. Ж. вспыхнул:
— Вот поэтому Внешние миры все время слабеют. Как я уже говорил, вы похожи на растения без корней, на животных с вырезанным сердцем.
— Я предвкушаю то, что увижу на Земле, а сейчас мне надо идти. Пожалуйста, чувствуйте здесь себя как дома, пока я не вернусь.
Она направилась было к двери, но остановилась и повернулась:
— В этом доме, как, впрочем, везде на Авроре, нет спиртного, табака, алкалоидных стимуляторов и вообще ничего такого.
Д. Ж. угрюмо усмехнулся.
— Мы, поселенцы, знаем об этом. Вы такие пуритане.
— Вовсе не пуритане, — недовольно возразила Глэдия. — Тридцать-сорок десятилетий надо чем-то оплатить. А это только одна из возможностей. Не думаете ли вы, что такая жизнь нам досталась по волшебству?
— Ладно, я приналягу на фруктовые соки и оздоровляющий эрзац-кофе, и от меня будет пахнуть цветами.
— Вы обнаружите полный набор всего этого, — холодно сказала Глэдия. — А когда вернетесь на корабль, сможете восполнить недостаток того, чего вам сейчас будет не хватать.
— Мне будет не хватать только вас, мадам, — серьезно сказал капитан.
Глэдия невольно улыбнулась:
— Вы неисправимый лжец, мой капитан. Я вернусь. Дэниел, Жискар, пошли!
60
Глэдия напряженно сидела в кабинете Амадейро. Многие десятилетия она видела Амадейро только издали или на видеоэкране, и в таких случаях имела обыкновение отворачиваться. Она знала его только как главного врага Фастольфа, и вот сейчас впервые оказалась в одной комнате с ним, лицом к лицу, и изо всех сил старалась не пошевелить ни одним мускулом лица, чтобы ненависть не вырвалась наружу.
Хотя она и Амадейро были в комнате одни, здесь присутствовали, по крайней мере, дюжина членов правительства, даже сам Председатель, но в голографическом изображении. Глэдия узнала Председателя и многих других, но не всех.
Испытание было не из приятных. Казалось, на Солярии такие изображения — дело обычное и она привыкла к этому с детства, но вспомнила теперь об этом с отвращением.
Она старалась говорить ясно, без драматизма и сжато. Ей задавали вопросы, и она отвечала как можно короче по существу, не пытаясь выглядеть учтивой.
Председатель слушал бесстрастно, другие подражали ему. Он был явно стар — Председатели всегда были старыми, потому что обычно достигали этого положения лишь на склоне лет. У него было длинное лицо, все еще густые волосы и нависшие брови. Голос его был медоточивым, но отнюдь не дружелюбным.
Когда Глэдия замолчала, он сказал:
— Значит, вы предполагаете, что соляриане свели понятие «человек» до понятия «солярианин»?
— Я ничего не предполагаю, мистер Председатель. Просто никто не мог найти другого объяснения происшедшего.