Миры без конца
Шрифт:
— Не так быстро, у тебя неправильный подход. Медленно и легко. Смягченно. Медленная воображаемая музыка. Нечто вроде вечного вальса.
— Мы можем ввести войну, — сказал Герб. — В те времена сражались вежливо. Сабли и красивые формы.
— Она не хочет войны.
— Но должно же быть хоть какое-то действие!
— Никаких действий… или очень немножко. Ни спешки, ни конкуренции. Покой…
— А мы-то, — пожаловался Джордж, — все плескались в болотистых джунглях.
Зажужжал селектор.
— Вас хочет видеть босс, — сказала Ирма.
— Ну,
— Он хочет видеть вас немедленно.
— Охо-хо, — сказал Джордж.
— Вы мне всегда нравились, Норм, — сказал Герб.
— Ладно, — сказал Блэйн в селектор,скажи ему, что я сейчас буду.
— После стольких лет… — с печальным видом произнес Герб. — Резать глотки и втыкать в спины ножи, чтобы продвигаться вперед и теперь прийти к этому…
Джордж провел указательным пальцем по горлу и причмокнул, как лезвие, вонзающееся в плоть.
Они всегда были шутниками.
2
Лев Гизи был деловым агентом гильдии «Сны». Много лет он управлял ей железной рукой и обезоруживающей улыбкой. Он был лояльным и требовал лояльности, он раздавал резкие, решительные наказания столь же быстро, как и похвалы.
Работал он в разукрашенном кабинете, но за обшарпанным столом, за который упорно цеплялся вопреки всем усилиям снабдить его новым. Для него стол, должно быть, был символом — или воспоминанием — жестокой борьбы за достижение нынешнего положения. Он начинал за этим столом, и стол следовал за ним из кабинета в кабинет, пока он кулаками расчищал себе путь вперед, с фундамента организации до самой вершины. Стол был старый и обшарпанный, непохожий на него самого. Казалось, что стол в течение всех этих лет принимал на себя удары и помогал ему продвигаться.
Но этот удар стол не смог принять за него. Лев Гизи сидел на стуле за своим столом и был совершенно мертв. Голова упала на грудь, локти покоились на подлокотниках и руки еще стискивали их.
Комната была совершенно спокойная, как и человек за столом. И спокойствие в комнате казалось передышкой за все годы борьбы и планирования. Спокойствие было каким-то настоятельным, словно знало, что передышка не может продлиться долго. В любую секунду сюда мог войти другой человек и сесть за стол — скорее всего, за другой стол, потому что никто, кроме Гизи, не захочет сидеть за таким обшарпанным столом — и снова начать борьбу и суматоху.
Норман Блэйн остановился на полпути между дверью и столом. Тишина в кабинете, так же, как и упавшая на грудь голова, подсказали ему, что случилось.
Он остановился и услышал тиканье часов на стене, звук вполне обычный до сего момента в этом месте. Он услышал почти неслышное стрекотание пишущей машинки в приемной, далекое шуршание колес по асфальту на шоссе, идущем мимо Центра.
Краешком сознания он подумал: смерть, спокойствие и тишина, все вместе, рука об руку. Затем его мысли рванулись тугой пружиной освободившегося ужаса.
Блэйн
Он подошел к столу, на краю которого, прямо перед ним, стоял телефон. Он взял трубку и, когда раздался голос с коммутатора, сказал:
— Охрану, пожалуйста.
Он услышал щелчок, а затем:
— Охрана.
— Пожалуйста, Ферриса.
И тут Блэйна затрясло — пальцы задрожали, лицо исказилось, сдавило грудь, стиснуло горло, во рту внезапно пересохло. Он сжал зубы и подавил дрожь.
— Феррис слушает.
— Это Блэйн. «Фабрикации».
— О, да, Блэйн. Чем вам обязан?
— Гизи вызвал меня к себе. Когда я вошел, он был мертв.
Наступила пауза — не очень длинная — затем:
— Вы уверены, что он мертв?
— Я не прикасался к нему. Он сидит в кресле и кажется мне мертвым.
— Еще кто-нибудь знает об этом?
— Никто. Даррел нет в приемной, но…
— Вы никому не кричали, что он мертв?
— Ни слова. Я подошел к телефону и вызвал вас.
— Вы славный парень! Вы умеете работать головой. Оставайтесь там, ни с кем не разговаривайте, никого не впускайте и ни до чего не дотрагивайтесь. Мы выезжаем.
Связь прервалась, и Норман Блэйн положил трубку на место.
Кабинет все еще отдыхал, но это продлится недолго. Скоро сюда ворвется Пауль Феррис со своими головорезами.
Блэйн неуверенно стоял возле угла стола и ждал. И теперь у него, наконец, было время поразмыслить, теперь, когда шок прошел и факт начал доходить до сознания, у него появились новые мысли.
Он нашел Гизи мертвым, но поверят ли они, что Блэйн нашел его мертвым? Блэйна спросят, как он сможет доказать, что нашел Льва Гизи мертвым?
Зачем Гизи вызвал его? — будет вопрос. Часто ли Гизи вызывал вас раньше? Некоторое отклонение в вашей работе… Как ваша частная жизнь? Не совершили ли вы некую неосмотрительность?
Он покрылся потом, размышляя над этими вопросами.
Феррис был совершенным. Нужно быть совершенным и безжалостным, чтобы возглавлять «Охрану». Его ненавидели с первого взгляда, и страх был необходимым фактором, чтобы противодействовать ненависти.
«Охрана» была необходима. Гильдия — громоздкая организация, и ее нужно было держать в руках. Интриги должны вырываться с корнем. Уклонизм — сделки с другими гильдиями — должен быть уничтожен раз и навсегда. В лояльности любого ее члена не должно быть никаких сомнений, и для эффективности всего этого нужна железная рука.
Блэйн хотел опереться на стол, но вспомнил, что Феррис велел ему ни до чего не дотрагиваться.
Он отдернул руку и опустил ее, что показалось неуклюжим и неестественным. Он заложил руки за спину и стал покачиваться взад и вперед.