Миры Джона Уиндема, том 5
Шрифт:
– Ну, дорогая мамаша Оркис, как вы себя чувствуете после сна? Наверняка намного лучше! Пора бы и съесть чего-нибудь!
В это время к моей постели подошли две маленькие санитарки с большим подносом в руках. Они поставили его поперек кушетки мне на колени так, чтобы я могла удобно все доставать. Боже! Никогда раньше я не видела, чтобы одному человеку предлагали такое обилие пищи в один прием! Сначала меня буквально затошнило при виде всего этого, но потом какой-то непонятный физиологический механизм внутри моего огромного тела заставил меня почувствовать голод, и у меня даже слюнки потекли. Мой мозг, пребывая в состоянии
Зато я обратила внимание на то, что они время от времени продолжали с любопытством поглядывать на меня. Я раздумывала над тем, как мне избежать дальнейшего "допроса", когда мне пришла в голову мысль, что, будь у меня какая-нибудь книжка или журнал, я могла бы углубиться в чтение и хоть как-то, более или менее вежливо, отгородиться от них. Поэтому, когда санитарки вернулись за подносами, я попросила одну из них дать мне что-нибудь почитать. Эффект от моей просьбы был потрясающий: санитарки, убиравшие мой поднос, едва не уронили его, а та, что стояла рядом со мной, открыла от изумления рот и не закрывала его до тех пор, пока немного не собралась с мыслями. Она посмотрела на меня сначала подозрительно, а потом озабоченно.
– Вам опять немного не по себе?
– наконец спросила она.
– Наоборот, я чувствую себя вполне здоровой, - ответила я.
– На вашем месте я бы попробовала еще немного поспать, - заботливо посоветовала она.
– Но мне совсем не хочется спать. Я бы предпочла просто полежать и почитать что-нибудь.
– Боюсь, вы все-таки еще полностью не оправились после трудных родов, мамаша. Но ничего - это скоро пройдет, - сказала она, успокаивающе погладив меня по плечу.
Я чувствовала, что во мне растет раздражение.
– Но что плохого в том, что мне хочется почитать?
– решительно спросила я.
– Ну, успокойтесь, успокойтесь... И кто это где-нибудь слыхал, чтобы мамаша умела читать?
С этими словами она поправила на мне одеяло и вышла, оставив меня на растерзание моим пяти соседкам по палате. Хейзел хмыкнула, а остальные несколько минут хранили молчание.
В этом время я уже достигла стадии, когда начала сомневаться, действительно ли все происходящее со мной и вокруг меня галлюцинация. Чувство отстраненности исчезло; во всем чувствовалась какая-то закономерность - например, следствие всегда вытекало из причины, и мне думалось, что, если копнуть глубже, то все абсурдное найдет себе логическое обоснование. Нельзя сказать, чтобы эти мысли способствовали ощущению душевного равновесия. Даже тот факт, что я поела и чувствовала себя после еды намного лучше, подтверждал тревожащее меня ощущение реальности...
– Читать!
– внезапно воскликнула Хейзел со злорадством в голосе. Может, ты еще скажешь, что умеешь и писать?!
– А почему бы и нет?
– возразила я.
Они все внимательно следили за мной, время от времени обмениваясь многозначительными взглядами.
– Да что же в этом плохого?
– спросила я раздраженно.
– Разве здесь предполагается, что женщине
– Оркис, дорогая, - сказала та, что была более других расположена ко мне, - может быть, тебе следует посоветоваться с врачом?
– Нет, - отрезала я.
– Я совершенно здорова. Просто я пытаюсь понять, что тут происходит. Я прошу дать мне что-нибудь почитать, а вы все смотрите на меня, как на сумасшедшую. В чем дело?
После неловкой паузы та же женщина проговорила, словно копируя медсестру:
– Послушай, Оркис, постарайся взять себя в руки. Ну на что мамаше умение читать и писать? Разве от этого у нее станут рождаться более здоровые дети?
– В мире существуют и другие интересы, кроме производства потомства, - заявила я.
Если раньше мои слова вызывали у женщин лишь удивление, то теперь они были просто потрясены. Даже Хейзел не нашлась, что сказать. Их идиотское изумление вывело меня из себя, и на какое-то время я перестала смотреть на все, как бы со стороны.
– Да черт возьми!
– воскликнула я.
– Что это за чушь? "Мамаша Оркис, мамаша Оркис" - что это значит, наконец? Где я нахожусь? В сумасшедшем доме, что ли?
Я со злостью взирала на них, ненавидя их всех и подозревая, что они находятся в каком-то издевательском сговоре против меня. Не знаю почему, но в глубине души я была твердо убеждена, что, кем бы я ни была на самом деле, в любом случае я не была матерью. Я высказала это своим соседкам по палате и, сама не знаю почему, вдруг разрыдалась.
Вытирая слезы рукавом, я заметила, что четверо из них смотрят на меня с нескрываемым сочувствием. Кроме Хейзел.
– Я же говорила, что она какая-то странная!
– сказала она, торжествующе глядя на остальных.
– У нее не все дома, вот и все.
Та женщина, которая относилась ко мне с большим участием, чем остальные, снова попыталась меня вразумить.
– Но Оркис, дорогая, конечно же, ты мамаша! Ты мамаша класса А, и у тебя было четверо родов, включая последние. Ты родила двенадцать превосходных младенцев - ну, как же ты могли об этом забыть!
Я снова начала плакать. У меня появилось ощущение, будто что-то пытается пробиться сквозь пробел в моей памяти, но я не могла определить, что именно, и от этого почувствовала себя ужасно несчастной.
– О, как это все жестоко!
– причитала я сквозь слезы.
– Почему это не пройдет и не оставит меня в покое? Должно быть, это какая-то злая шутка, но я не понимаю ее. Что же случилось со мной?
Некоторое время я лежала с закрытыми глазами, собрав всю свою волю, чтобы рассеять галлюцинацию. Но она не исчезла. Когда я открыла глаза, они все еще лежали там, уставившись на меня широко открытыми глазами, словно красивые глупые куклы.
– Я не могу больше здесь находиться, я должна уйти, - сказала я, с огромным трудом приняв сидячее положение. Затем я попробовала спустить ноги с кушетки, но они запутались в атласном одеяле, а мои руки не дотягивались до них. Это действительно было похоже на кошмарный сон.
– Помогите! Помогите же мне!
– молила я.
– Доналд, дорогой, пожалуйста, помоги мне!
И внезапно слово "Доналд" как бы освободило какую-то пружинку у меня в мозгу. Завеса над моей памятью приподнялась, правда, еще не полностью, но вполне достаточно для того, чтобы я наконец осознала, кто я на самом деле.