Миры Джона Уиндема. Том 1
Шрифт:
— Послушайте, — сказал я, — мы с Джозеллой привели четыре полных грузовика. Мне нужно в одном из них место для этих ящиков. Если вы полагаете, что не можете выделить мне его, я пойду и найду трейлер или другой грузовик.
— Нет, оставьте их там, где положили, — решил он. — Места они занимают немного.
Мы отправились в здание и попили чаю в импровизированной столовой, которую с большим знанием дела оборудовала миловидная женщина средних лет.
— Он думает, — сказал я Джозелле, —
— Боюсь, что горький опыт научит его, — ответила она. — Странно, что никто, кроме нас, не встречался с ними.
— Эти люди находились в центральных районах, так что это не удивительно. Мы ведь тоже сегодня не видели ни одного.
— Они могут добраться по улицам сюда, как вы считаете?
— Трудно сказать. Может быть, отдельные заблудившиеся…
— Как они вырвались на волю?
— Так случается рано или поздно, когда они мечутся на привязи достаточно беспокойно и достаточно долго. А на наших фермах они прорывались так: наваливались всей кучей на какой-нибудь участок ограды и опрокидывали его.
— Неужели вы не могли сделать ограды прочнее?
— Могли, конечно, но мы же не держали их на фермах постоянно. Притом это случалось не так уж часто, а когда случалось, то обычно они просто вырывались из одного огороженного поля на другое. Мы загоняли их обратно и восстанавливали ограду. Я не думаю, что триффиды направятся сюда намеренно. Триффидам город должен представляться пустыней, и мне думается, что они двинутся наружу, в открытые поля. Вы когда-нибудь стреляли из противотриффидных ружей? — добавил я.
Она покачала головой.
— Я переоденусь во что-нибудь более подходящее, и мы попрактикуемся, если хотите, — предложил я.
Примерно через час я вышел к ней, чувствуя себя гораздо более удобно в костюме, представляющем некую модификацию ее идеи о лыжных брюках и прочных башмаках, и увидел на ней весенне-зеленое платье, которое было ей очень к лицу. Мы взяли пару ружей и отправились в садик на Рассел-сквер. Мы провели около получаса, отстреливая верхушки у подходящих кустарников, когда к нам по траве широким шагом приблизилась молодая женщина в кирпично-красной куртке и элегантных зеленых брюках. Остановившись в нескольких шагах, она направила на нас крошечный фотоаппарат.
— Вы кто? — спросила Джозелла. — Пресса?
— Почти, — ответила молодая женщина. — Я официальный летописец. Зовут меня Элспет Кэри.
— Так быстро? — заметил я. — Видна твердая рука нашего Полковника.
— Вы совершенно правы, — согласилась она. Затем она взглянула на Джозеллу. — А вы мисс Плэйтон. Я часто думала…
— Послушайте, — прервала ее Джозелла. — Почему даже в этом гибнущем мире меня судят по одной моей случайной ошибке? Нельзя ли забыть об этом?
—
Мы рассказали ей.
— Они думают, — сказала Джозелла, — что Билл свихнулся.
Мисс Кэри обратила на меня прямой взгляд. Лицо ее было скорее оригинальным, нежели миловидным, оно загорело под более жарким солнцем, чем наше северное. Карие глаза смотрели твердо и зорко.
— Но это не так? — сказала она.
— Видите ли, я полагаю, они могут натворить много бед, когда вырвутся на волю, и их следует принимать всерьез.
Она кивнула.
— Правильно. Я бывала в странах, где они на воле. Это очень скверно. Но в Англии… здесь я просто не могу себе этого представить.
— Остановить их сейчас некому, — сказал я.
Гул мотора в небе прервал наш разговор. Мы взглянули вверх и увидели над крышей Британского музея снижающийся вертолет.
— Это Айвен, — сказала мисс Кэри. — Он все-таки нашел машину. Мне надо пойти и заснять посадку. Увидимся позже. — И она заспешила через лужайку.
Джозелла легла на траву, заложив руки за голову, и стала смотреть в глубокое небо. Как только смолк мотор вертолета, наступила полная тишина.
— Не могу этому поверить, — сказала Джозелла. — Стараюсь изо всех сил, но не могу поверить по-настоящему. Так не может быть навсегда… навсегда… навсегда… Это что-то вроде сна. Завтра этот сад наполнится шумом. Помчатся мимо с ревом красные автобусы, заспешат по тротуарам прохожие, засверкают светофоры… Конец света не наступает вот так… не может… это невозможно…
Я ощущал примерно то же самое. Дома, деревья, нелепо-громоздкие отели на другой стороне Рассел-сквер — все было слишком привычным, слишком готовым при одном мановении вернуться к жизни…
— И все-таки мне кажется, — проговорил я, — что если бы динозавры были способны рассуждать, они в свое время подумали бы то же самое. Такие вещи случались уже не раз, наверно.
— Но почему именно с нами? Это словно в газетах, когда читаешь об удивительных событиях, которые произошли с какими-то другими народами… непременно с другими! Ведь мы такие обыкновенные.
— Разве не всегда люди спрашивали: “Почему именно со мной?” Был ли то солдат, оставшийся невредимым, когда все его товарищи погибли, или человек, которого посадили за подделку чеков. Просто слепой случай, я бы сказал.
— Случай, что это произошло вообще? Или что это произошло именно сейчас?
— Именно сейчас. Когда-нибудь это так или иначе должно было произойти. Это же противоестественно — считать, что один вид живых существ будет доминировать нечто.
— Не понимаю почему.