Миры Клиффорда Саймака. Книга 3

Саймак Клиффорд Дональд

— Они мне много показывали… не много раз, а много разного другого времени. Не такое время, как наше.

— А ты не знаешь, как она действует?

— Они мне говорили, да я не понял.

Он утер подбородок, но без толку, пришлось вытирать еще раз.

«Они мне говорили», — сказал Таппер. Значит, он может с ними разговаривать. Он может разговаривать и с Цветами, и с племенем, у которого вместо слов — музыка. Бессмысленно его об этом расспрашивать, ничего путного он не скажет. Быть может, никто не сумеет объяснить

эту его способность, во всяком случае, человеку ее не понять. Как это назвать, какие слова найти, чтобы мы поняли? У нас в языке и слов таких нет.

Шар лежал на моей куртке и мягко светился.

— Может, пойдем спать, — сказал Таппер.

— Я лягу немного погодя.

Лечь можно в любую минуту, как захочется, здесь это не хитрость: растянулся на земле — вот тебе и постель.

Я осторожно коснулся шара.

Аппарат, который проникает в глубь прошлого и помогает увидеть и услышать события, хранящиеся в скрытых пластах памяти пространства-времени… Чего только не сделаешь при помощи такого аппарата! Он стал бы бесценным орудием историков, исследователей минувших эпох. Он уничтожил бы преступность — ведь можно было бы раскрыть, извлечь из прошлого подробности любого преступления. Но какая это будет опасная сила, попади он в нечистые руки или во власть правительства…

Если только удастся, я возьму его с собой, лишь бы самому вернуться в Милвил. Он будет вещественным доказательством, подтверждением всему, что я буду рассказывать… ну, хорошо, я все расскажу, предъявлю этот шар и мне поверят, а дальше что? Запереть его в сейф и уничтожить шифр, чтобы никто не мог до него добраться? Взять молоток и раздробить его в пыль? Отдать ученым? Что с ним делать?

— Ты этой штукой всю куртку измял, — сказал Таппер.

— Да она и так старая и мятая.

И тут я вспомнил про конверт с деньгами. Он лежал в нагрудном кармане и запросто мог выпасть, пока я бегал, как шальной, по холмам или когда заворачивал эту машинку времени.

Ах, болван, безмозглый осел! Так рисковать! Надо было заколоть карман булавкой, либо сунуть конверт в башмак, либо еще что-то придумать. Шутка ли, полторы тысячи долларов, такое не каждый день дается в руки.

Я наклонился, пощупал карман куртки — конверт был на месте, и у меня гора с плеч свалилась. Но тотчас я почуял неладное: конверт на ощупь совсем тоненький, а ведь в нем должна лежать пухлая пачка — тридцать бумажек по пятьдесят долларов.

Я выхватил конверт из кармана, открыл… он был пуст.

Нечего и спрашивать. Нечему удивляться. Все ясно. Ах ты, мерзкий слюнявый бездельник, недотепа, не знающий счета собственным пальцам… я тебя излуплю до полусмерти, я вытрясу из тебя эти деньги!

Я уже приподнялся, готовый взять Таппера за горло, как вдруг он заговорил со мной — и не своим голосом, а голосом красотки-дикторши с экрана телевизора.

— Таппер говорит

сейчас от имени Цветов, — сказал этот кокетливый голосок. — А вы извольте сидеть смирно и ведите себя прилично.

— Ты меня не одурачишь, — огрызнулся я. — Нечего прикидываться, все равно не обманешь…

— Но с вами говорят Цветы! — резко повторил голос.

И в самом деле, лицо у Таппера опять стало безжизненное, глаза остекленели.

— Так ведь он взял мои деньги, — сказал я. — Он их вытащил из конверта, пока я спал.

— Тише, тише, — промолвил мелодичный голосок. — Молчите и слушайте.

— Сперва я получу обратно свои полторы тысячи.

— Да, конечно. Вы получите гораздо больше, чем полторы тысячи.

— Вы можете за это поручиться?

— Ручаемся. Я снова сел.

— Послушайте, — сказал я, — вам не понять, что значат для меня эти деньги. Конечно, отчасти я сам виноват. Надо было подождать, пока откроется банк, или припрятать их в каком-нибудь надежном местечке. Но такая заварилась каша…

— Только не волнуйтесь, — сказали Цветы. — Мы вернем вам деньги.

— Ладно, — сказал я. — А Тапперу непременно надо говорить таким голосом?

— Чем плох голос?

— А, черт… ну валяйте, говорите, как хотите. Мне надо с вами потолковать, может, придется и поспорить, выходит нечестно… ну, постараюсь помнить, с кем говорю.

— Хорошо, перейдем на другой, — сказали Цветы, и на полуслове голос переменился на уже знакомый мне мужской, деловитый.

— Большое спасибо, — сказал я.

— Помните, мы беседовали с вами по телефону и предлагали вам стать нашим представителем? — сказали Цветы.

— Конечно, помню. Но стать представителем…

— Нам очень нужен такой человек. Человек, которому мы доверяем.

— Да откуда вы знаете, что мне можно доверять?

— Знаем. Потому что вы нас любите.

— Послушайте, — сказал я, — с чего вы это взяли? Не понимаю…

— Ваш отец нашел тех из нас, кто погибал в вашем мире. Он взял нас к себе и стал о нас заботиться. Он оберегал нас, выхаживал, он нас полюбил — и мы расцвели.

— Все это мне известно.

— Вы — продолжение своего отца.

— Н-ну, не обязательно. Не в том смысле, как вы думаете.

— Нет, это так, — упрямо повторили Цветы. — Мы изучили человеческую биологию. Мы знаем о законах наследственности. Ваша пословица говорит: яблоко от яблони недалеко падает.

Что толку спорить. Их не переубедишь. У этого племени особая логика, соприкасаясь с нашей Землей, они собрали уйму сведений, кое-как их усвоили, кое-как осмыслили и сделали выводы. С их точки зрения, с точки зрения растительного мира вполне естественно и логично, что отпрыск растения почти неотличим от родителя. Бесполезно внушать им, что рассуждения, безусловно справедливые для них, отнюдь не всегда приложимы к людям.