Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)
Шрифт:
Андрей вытащил пилота из-за руля, свалил его, как куль, в безопасной зоне
за капотом автомобиля и хлопнул себя рукой по бедру.
Кибердока не было.
Не веря своим глазам, Андрей глядел на карман, разорванный пулей еще там,
на окровавленном хуторе, и нелепо вспоминал, где же он мог потерять свою
хитрую машинку.
Ингр захрипел, раскрыл глаза. Одного взгляда на него Огоновскому было
достаточно, чтобы понять - без кибера все его хирургическое искусство
совершенно
Одна пуля ударила в подвздошную область, вторая прошила правое легкое -
можно было бы прямо здесь, "на коленке", вскрыть грудину, ввести особый
состав, на время меняющий состав крови, и зашить сосуды и легочную ткань,
чтобы хоть как-то локализовать внутреннее кровотечение, - но ничего, кроме
обычной пилотской аптечки, у Андрея не было. Машинально, почти не думая о
том, что он делает, Огоновский вскрыл плоскую черную коробочку, два раза
приложил к руке Ингра крохотный блестящий пистолет-инъектор и отстранение, в
сторону, произнес: - Больно теперь не будет.
В горле у Ингра заклокотало. Он дернул головой, на миг закрыл глаза,
потом сказал - ровно и спокойно, будто за обедом: - Смешно умирать рано
утром.
- Тебе не больно?
– спросил Андрей, хотя ответ он знал заранее.
- Нет, мне не больно.
- Скоро начнутся галлюцинации. Тебе будет очень хорошо.
- Это вы здорово придумали... Что там происходит? Андрей высунулся из-за
пыльной морды вездехода.
- Касси с этим... типом кого-то еще подстрелили, теперь лезут на корабль.
- Это корабль радарной разведки. Очень старый, но на нем есть самолет.
Правда, далеко на нем не улетишь, но все-таки... слушай, Андрей, я все время
хотел сказать тебе одну вещь...
- Какую?
- Я рад, что познакомился с тобой. Глупо, а? Потому что прав на самом
деле Халеф. Все, что он говорил, - это чистая правда. Вы действительно не
такие, как мы, и мне хотелось бы посмотреть, как там у вас. А тебе не нужно
бороться со своим дьяволом. В тебе его нет...
Из его рта потекла тонкая струйка крови.
- Знаешь, мне говорили, что, когда человек умирает, ему холодно. А мне
почему-то хорошо... солнце какое большое, правда?
- Правда...
- Слушай, а почему так пахнет сладким? Как будто варенье мама варит.
Тонкие смуглые пальцы Ингра вдруг впились в запястье Андрея, и, уже
проваливаясь в пропасть "ласковой смерти", в которую человек уходит,
испытывая сильнейшее наркотическое наслаждение, он отчетливо произнес: -
Оставьте меня здесь.
- Дьявол живет в каждом, - тихо ответил
Пальцы Ингра еще раз сжались, потом ладонь умирающего соскользнула на
песок.
Андрей поднялся на ноги. Рядом с машиной, сжимая в руках закопченный
автомат, сидел на корточках Халеф.
- Он умер?
– спросил он.
- Через несколько минут. Но он уже не услышит тебя. Сейчас ему хорошо,
как никогда в жизни...
- Откуда ты знаешь; как ему хорошо?
Андрей пожал плечами. На корабле что-то происходило. Из его железных недр
раздавались какие-то глухие стуки, потом судно вздрогнуло, под кормой
забурлила вода, и на палубу выбралась Касси.
Спрыгнув с пирса, она молча подошла к машине, опустилась перед Ингром на
колени. Андрей отвернулся. Ему невыносимо хотелось закурить или хотя бы
глотнуть чего-нибудь. В одном из мешков была арра. Он обошел корму "Пса",
развязал брезентовые тесемки и вытащил довольно большую, около литра,
бутылку.
- Мы отплываем, - услышал он голос Касси.
– Берите его.
- Он просил оставить его здесь, - резко произнес Андрей.
– Не трогай его!
По словам капитана Каина - так назвался загадочный незнакомец с бородой,
– бандиты, пришедшие вчера вечером, захватили всю команду и ждали своих
приятелей, которые собирались удрать на его судне в Хабуран. Сам он,
конечно, не имел об этом ни малейшего понятия: уже неделю его экипаж жил на
берегу в ожидании некоего таинственного приказа; очевидно, именно этот
приказ и отдала ему Касси.
Посудина называлась "Зоркий". Как сказал Каин, ее построили двадцать лет
назад и за все это время ни разу не ремонтировали - но, когда разговор зашел
о Виланском архипелаге, капитан угрюмо кивнул головой: дойдем, не
переживайте... Стоя на корме под крылом зачехленного самолета, Андрей
смотрел, как тает на горизонте полоска галечного пляжа с мертвым Ингром. Он
знал, что такое война, более того, за последнее время у Огоновского
выработалось нечто вроде профессионального цинизма военного врача - но
сейчас, глядя на удаляющийся берег, он испытывал острую боль: боль,
порожденную бессилием. Бессилие всегда было его кошмаром.
- Через три дня мы будем на месте, - произнес за его спиной Халеф.
Андрей резко обернулся. Щурясь от яркого солнца, юноша бесстрастно глядел
назад, словно отсекая своим взглядом все то, что осталось там, на берегу.
- Я обязан ему жизнью, - вдруг сказал он.
– И не смог отдать свой долг.
- Так бывает, - кивнул Андрей.
– Увы.