Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)
Шрифт:
- Там, где я родился, не принято говорить о долгах между людьми. Мы
слишком много думаем о долге перед теми, кто привел нас в этот мир.
Наверное, это не так уж и важно.
- Теперь - уже нет. Да и никогда, наверное, не было. На самом деле, по
принятым в галактике законам, поступок Отцов заслуживает наказания. И вы не
должны нести перед ними никакой ответственности. Тем более это было так
давно...
- Ты прав, - задумчиво отозвался Халеф.
–
моей планеты оказалась изуродована ими.
- Ты не прав, - поморщился Огоновский.
– Если бы не они, и истории этой
не было бы. Более того, вся история человечества пошла бы по другому пути.
Сейчас, через тысячи лет, уже совершенно нельзя сказать, что тут хорошо, а
что плохо. Любопытно то, что религия в нашем, традиционном ее понимании у
вас так и не возникла. Вера требует подвига, а здесь, на Трайтелларе, идеи
противопоставления - веры и неверия в контексте добра и зла - абсурдны. Ваша
вера не нуждается в подтверждении, вы знаете, что так оно и было, что Отцы
спустились с небес и привели с собой вас. Вы знаете, что они завещали вам
верность - но, заметь, не веру. Самопостижение, милосердие - как основные
постулаты веры - так же чужды вам, как мне, к примеру, идея служения
представителям какой-либо иной расы. Мы, собственно, и воюем-то для того,
чтобы не служить чужакам.
- Не служить? Я плохо тебя понял. Враг принуждает вас к служению?
- Этот враг стар. Ста рнастолько, что, несмотря на нашу с ним схожесть,
мы тем не менее скорее выглядим полными антиподами. Это парадоксально, но,
увы, факт. Войны возникают по разным причинам. Последняя большая война,
которая закончилась более пятисот лет назад, велась исключительно за
территории и ресурсы - то есть, скажем прямо, на уничтожение. И мы
уничтожили наших врагов. Остатки леггах рассеяны по галактике, и
восстановить численность им уже никогда не удастся. А в нынешней войне речь
идет о подтверждении превосходства старых над молодыми. Они проиграли войну
в первый же день, но им этого не понять. Поэтому, я думаю, драться нам
придется долго.
Халеф скептически покачал головой.
- Мы, возможно, выбрали бы служение.
- Верно. Я понимаю твои мотивы: идея служения могущественным Отцам,
пришедшим со звезд, до того глубоко въелась в ваше сознание, что вы готовы
служить каждому, кто непохож на вас и способен доказать свою силу. Я думаю,
пройдет немало времени, прежде чем ваши дети ощутят себя свободными от этого
замшелого бреда и смогут понять, что они - представители могущественной и
многочисленной
условия.
- Я слышу в твоих словах гордыню...
- Нет. Это гордость, а не гордыня. Смирение нам несвойственно - склонив
голову один раз, выпрямиться уже невозможно.
Берег исчез из виду. Теперь их со всех сторон окружало море, и Андрей
ощутил нечто вроде легкого беспокойства - выросший на суше, он довольно
нервно относился к воде, не видя в ней опоры для уверенности.
- Я плохо плаваю, - признался он Халефу.
– В корпусе учили, конечно, но с
тех пор я если два раза был в бассейне, то это уже хорошо.
- Я тоже плохо, - пожал плечами бен Ледда.
– Но сейчас об этом уже поздно
вспоминать, тебе не кажется?
Андрей вздохнул и двинулся в сторону мостика. На его нижнем этаже
находилось тесное помещение, что-то вроде буфета, где хозяйничал смуглый
низкорослый парень, не расстававшийся с большим кухонным ножом. Перед
мостиком Огоновский увидел Касси. Девушка стояла на небольшом возвышении,
опершись на какое-то вентиляционное окно в палубе, и смотрела, как острый
нос корабля режет мелкую волну.
- Касси, попроси этого нашего... повара, чтобы он сделал пару горячих
бутербродов с мясом.
Девушка согласно кивнула - она понимала нежелание Андрея общаться с
матросами через транслинг.
Большую часть дня он проспал, расположившись прямо на палубе. Корабль
почти не качало, и опасения насчет неизбежной морской болезни остались в
прошлом. К вечеру Андрей встал, кое-как ополоснул лицо в туалете за рубкой и
устроился на носу, неподалеку от приземистой орудийной башни, накрытой
грязно-зеленым брезентовым чехлом. Их "Зоркий" шел довольно быстро, из-под
форштевня летели пенные брызги, в корме неутомимо гудели турбины, и он
наконец расслабился, позволив себе забыть и ледяные скалы, среди которых
рухнул его катер, и кошмары заброшенного города Бу Бруни. Где-то там, далеко
за горизонтом, его ждал родной "Парацельс", товарищи и коллеги, с которыми
можно будет наконец спокойно нализаться коньяку и позабыть обо всех
приключениях, выпавших на его долю.
Ставший холодным ветер заставил его застегнуть комбинезон. Хлебая
принесенное Касси пиво, Огоновский вдруг вспомнил Оксдэм, на котором прошли
пятнадцать лет его жизни: суровые, почти голые холмы, влажные низины, в
которых осенними ночами пронзительно визжит ветер, и бесконечные болота,