Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)

Бессонов Алексей Игоревич

венного, а уж тем более внушающего страх, в их облике не наблюдалось, наоборот,

теперь сами они выглядели

жалкими и перепуганными. Гигант Осинский усадил пленных вождей в два специально

закрепленных кресла

под тыльной, наименее загруженной аппаратурой стеной и включил над их головами

яркий узконаправленный

плафон. Ариель Барталан закончил работу, выгрузил из инфора кристаллодиск и,

протянув руку куда-то в по-

лумрак,

врубил транслинг.

 - Готовы, - доложил он.

 Ланкастер молчал, всматриваясь в свою добычу.

 Он видел большие, черные, как угли, глаза, наполненные ужасом и

растерянностью. Кривые потемнев-

шие зубы меж подрагивающих бледных губ; испарину на низких смуглых лбах. Тот,

что постарше, мял на ко-

ленях складки своего нелепого одеяния, время от времени поднимая взгляд, чтобы

судорожно оглядеть сидя-

щих перед ним - в красном полумраке - офицеров в черных куртках, узких брюках с

множеством карманов и

высоченных сапогах. Похоже, именно их сапоги, а также длинные, ниспадающие на

плечи волосы, пугали его

больше всего. Второй из вождей, остролицый, с недавно выбритым черепом, смотрел

прямо перед собой отсут-

ствующими, ничего не видящими глазами, его руки кукольно недвижно свесились

вниз. Лишь часто вздымаю-

щаяся грудь выдавала в нем жизнь.

 Генерал Ланкастер не раз смотрел в лица тех, кого считал не просто

оппонентами, а мерзавцами, про-

давшими самую суть своей человеческой природы - и делали они это, как правило,

вполне сознательно. Нахо-

дясь в здравом уме и трезвой памяти. Это были вполне состоявшиеся люди,

привыкшие не задумываясь по-

треблять все блага, предоставляемые им человеческим обществом, - права и свободы

и, особой статьей, -

безопасность, уверенность в защите, которую дает только ощущение принадлежности

к огромной и могущест-

венной "стае". И все же они почему-то забыли об этом, похоронив самую свою суть,

совершив то, что трудно

даже назвать преступлением, В глазах Ланкастера это было нечто большее, чем

измена: та, по крайней мере,

всегда объяснима. Но как можно навсегда отречься от памяти, от тысяч и тысяч

поколений, каждое из которых

вложило свою долю в создание твоей души? Смерть, по мнению Виктора, не могла

быть достойной карой этим

(людям? нет, он не мог называть их людьми - не получалось, как ни старайся!)

несчастным. И все же он уби-

вал их, потому что оставить жить дальше не мог.

 "Вот работа, - неожиданно для себя подумал Ланкастер, -

хуже золотаря".

 Раньше, убивая, он старался не думать о своих мертвецах как о людях.

Просто дерьмо, которое нужно

убрать с дороги, чтобы не пачкать сапоги. Враги прекрасно понимали, что делают,

они догадывались, пожалуй,

что получится в итоге: что ж, за все нужно платить. За несбывшиеся мечты тем

более. Сейчас же перед ним

сидели всего лишь злые, испорченные дети, которым, по-хорошему, нужно было бы

как следует надрать задни-

цы и отпустить восвояси.

 Но и их приходилось убивать, потому что иначе нельзя.

 "Все это чушь, насчет благородной борьбы за свою землю и мерзких

захватчиков, которые в ней копают-

ся, - думал Виктор, глядя на мужчин в сером тряпье, - все чушь. Мы для них

просто добыча, объект охоты,

более вкусный, чем какие-нибудь местные бараны, или что у них тут водится...

охотники оказались в роли ди-

чи, поэтому они так удивлены. Не столько напуганы, - сколько удивлены. Немного,

совсем немного времени,

и страх пройдет - как только они уверятся, что я не собираюсь резать их на

жаркое. А как только пройдет

страх, появится и прежняя наглость, ведь если я не спешу их резать, значит, я

слаб. Как все это знакомо!"

 - Кто предложил лететь на птицах?
– громко, с рычащими интонациями,

спросил он.

 От ментального удара транслинга, который переводил сразу в мозг, оба вождя

содрогнулись. Старший

всплеснул руками и отчаянно завертел шеей, пытаясь понять, чей голос он слышит в

своей несчастной голове,

младший же заморгал и принялся тереть кулаками заслезившиеся глаза.

 - Кто?!
– крикнул Ланкастер.
– Отвечать!

 Младший вцепился обеими руками в свою бороду и затрясся в беззвучных

рыданиях. Старший же нако-

нец понял, кто с ним говорит, но Ланкастера он видел лишь как огромный черный

контур в мрачном красном

свечении стоек, и страх никак не проходил. Но отвечать было необходимо, он это

понимал. Надежда, что его

все-таки не убьют, или, может быть, убьют не сразу, или... сердце трепыхалось в

груди, как раненый птенец, то

взмывая куда-то вверх, то падая вниз тупой болью в животе.

 - Ко-колдун, - прошипел он и повторил, уже громче: - Колдун. Аннат

Крылатый.

 - Птицы принадлежат ему?

 - Нет, досточтимый великан.
– Старший вождь хлопал глазами, пытаясь все же