Миры Пола Андерсона. Т. 18. Камень в небесах. Игра Империи. Форпост Империи
Шрифт:
Слева, на востоке, постепенно светало. Серовато–коричневые ручейки струились в некотором отдалении от горизонта. Однообразие степи нарушали редкие деревья и тростники. Кое–где вздымались голубоватые холмики. На небе собирались причудливо плоские облака. Медленно брело стадо под присмотром туземца на онсаре. В воздухе вилась мошкара… А ведь когда Абрамс появилась здесь впервые, в этих местах кипела жизнь!
Рассыпала свой янтарный свет Нику, которая казалась отсюда не меньше двух третьих Сола, видимого с Терры. На западе в глубине небосвода бледно мерцала луна Дирис. Она взойдет, когда долгий день на Рамну сменится ночью.
— Впереди новый ледниковый период, — пробормотала Абрамс. — Проклятие этого мира.
— Но ведь, — осмелился вставить Полевой, — у нее, кажется, двое детей, уже взрослых, женатых?
— Да. И у них свои дети, которые тоже могут пасть жертвой того, что надвигается с севера, — сказала Абрамс. — А сейчас она потеряла мужа, двоих детей–подростков и последнего в ее жизни младенца. Ее клан лишился своего Иерусалима, а этого нельзя было допустить. — Вены у нее на шее напряглись. — Трагедии можно было избежать. Но Великий герцог Гермесский не прислушался к моим словам.
Помолчав немного, она выпрямилась, повернулась к нему спиной и спокойно произнесла:
— Ну, теперь с ним покончено. То, что случилось, стало последней каплей. Иван, очень скоро я уеду. Оставлю Терру навсегда и обращусь за помощью к самой высшей власти.
Полевой задохнулся от волнения:
— К императору?
Улыбнувшись улыбкой висельника, она ответила:
— Нет, едва ли к нему. По крайней мере, сначала не к нему. А… Вы случайно никогда не слышали об адмирале Доминике Флэндри?
Глава 2
Сначала ей нужно было побывать в системе Майи, расположенной на расстоянии девятнадцати световых лет отсюда; это путешествие в маленьком тесном звездоходе, принадлежащем компании «Исследовательский фонд Рамну», займет четыре условных дня. Пожелав ей удачи на гермесском космодроме Уильямс, пилот направился в Звездопад поискать чего-нибудь съестного для дома. Бэннер тоже устремилась в главный город планеты, только с более серьезной целью. Ей нужна была защита, причем отнюдь не от сурового климата.
План действий был очень напряженный, но выполнимый. Через пятьдесят часов к Солу отправляется лайнер «Королева Аполло». Стен Рунеберг, которому она заранее написала, купил для нее билет на лайнер. Но так как она прибыла из нецивилизованного мира, где биохимия по существу на уровне терранской, ей, чтобы подтвердить свой медицинский сертификат, необходимо пройти обследование. Это было довольно нелепое правило: даже если бы она побывала на Рамну без защитной верхней одежды, все равно ни один микроб и на минуту бы не задержался у нее в крови; но терранские бюрократы были непреклонны, если только речь не шла о титулованной особе или о высоком должностном лице. Столь же абсурдна, подумала она, идея полного обновления своего гардероба: Флэндри абсолютно все равно, как она будет выглядеть. Другим, однако, это может быть небезразлично, а миссия ее достаточно трудна, чтобы испытывать еще и психологический дискомфорт!
Поэтому, остановившись в городской квартире Рунеберга, она на следующее утро отправилась по делам и вернулась только после захода солнца.
— Ты, должно быть, совсем измучилась, милочка, — сказал хозяин. — Как насчет того, чтобы вы*:чть перед обедом?
Милочка— это ласковое обращение, принятое на Гермесе, для них обоих имело особый смысл еще с той поры, когда он работал в промышленности на Рамну и они умудрялись выкраивать каждую свободную минуту, чтобы предаться любви. Эта длившаяся три года связь прервалась пять лет назад, когда его неизвестно почему заменили Нигелем Бродериком. Впрочем, пылкой страстью
Жена Рунеберга задерживалась в своем офисе. Он, ставший за это время инженером–консультантом, ушел с работы пораньше, чтобы побыть с гостьей, а ребенка поручили заботам гувернантки. Он собственноручно приготовил мартини, и они вышли на балкон.
— Садись, — сказал он, кивнув на шезлонг.
Бэннер остановилась у перил.
— Я и забыла, какая здесь у вас красота, — прошептала она.
Над серебряной гладью Рассветного залива сгущались сумерки.
Дом стоял на южном склоне холма Пилгрим, у реки Паломино. Отсюда видны были башни замка на холме, а на склоне, в саду, цвели фиалки и розы, здесь пели птицы и мелькали светлячки. Взгляд охватывал парк Риверсайд–Коммон, величественный, с густолистными, непроницаемыми для дождя деревьями; множество остроконечных горных вершин, окна домов, озаренные заходящим солнцем; соборы и башни за ручьем, сохранившие свое первозданное великолепие. В воздухе чувствовалась вечерняя прохлада, чуть слышно доносился шум улицы. Небо было синим на западе и фиолетовым на востоке. Из океана Аврора поднимался прекрасный, как Венера, рубиново–красный Антарес.
— Тебе бы нужно почаще приезжать сюда, — сказал Рунеберг.
— Ты ведь знаешь, как мне трудно оторваться от работы, а если удается, то главным образом для того, чтобы навестить родителей, — ответила Бэннер. — С тех пор как умер отец… — Она замолчала.
Высокий светловолосый человек с нежностью смотрел на нее. Она стояла в профиль к нему, ему был виден чуть вздернутый носик под высоким лбом, большой рот, четко очерченный подбородок, длинная шея, маленькая грудь. В мерцающем вечернем платье, — чтобы вжиться в образ леди,так она сказала, — Бэннер казалась особенно высокой и стройной, и при этом очень спортивной, несмотря на серебряные нити в светло–каштановой копне волос. Неожиданно она повернулась, на фоне неба четко обрисовались скулы цвета слоновой кости, и глаза ее встретились с его глазами. Глаза были, пожалуй, самым красивым в ее лице — большие и ярко–зеленые под темными бровями.
—Да, — вымолвил он. — Уж слишком много времени та; уделяешь этим чертовым туземцам. Мне порой казалось, что ты пробираешься на ощупь сквозь эти мысли, эмоции — ну, скажем так, не совсем человеческие. А с тех пор как я уехал, все, наверное, усугубилось. Вернись к жизни, Мири!
«Он не любил называть меня Бэннер», — вспомнила она.
— Ты хочешь сказать, что с этой интеллигентной, глубоко чувствующей расой у нас с самого начала возникли затруднения? — сказала она. — Но почему? А вообще у меня была очень интересная, насыщенная, полная неожиданностей жизнь. И потом, как могли бы мы понять их, если бы не моя работа? Ведь это совсем другая, какая-то глубинная психология. А нам часто даже в самих себе бывает не все понятно!
— Да кого это все интересует? — Рунеберг вздохнул. — Если честно, то ты занимаешься только одной ветвью аборигенов, а их несметные тысячи, и все это варвары, нищие, абсолютно бесправные! Для науки их планета всегда представляла значительно больший интерес, нежели они сами, и она была детально изучена много столетий назад. Что ни говори, ксенология — это вымирающая наука. Так же, впрочем, как любая чисто теоретическая наука, — в такое время уж мы живем. Как ты думаешь, почему на твои исследования предусмотрены отнюдь не приоритетные ассигнования? Ха, да меня бы давно выгнали, задолго до твоего появления, не случись так, что Рамну была выгодна для промышленности Гермеса. А ты принесла в жертву все, в том числе и деньги, которые получила в наследство, — и во имя чего, Мири?