Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13
Шрифт:
— Он очень злопамятен.
— Вам следовало поручить это дело мне, — вмешался Харкнесс. — Он не может так с нами обращаться: здесь замешаны общественные интересы. Вызовите его в суд, и пусть гонорар будет определен по закону. Все детали я улажу.
— Этого я и боюсь, — сухо сказал Глисон. — Ты думаешь, суд может заставить курицу снести яйцо?
Харкнесс казался рассерженным, но смолчал.
Стивенс продолжал:
— Я бы не предложил обратиться к Уолдо, если бы у меня не было никакой идеи, как к нему
— Друга Уолдо? Я не знал, что у него есть друзья.
— Этот человек для него все равно что дядя. Его первый врач. С его помощью я мог бы найти подход к Уолдо.
Доктор Рамбо вскочил.
— Это невыносимо, — заявил он. — С вашего разрешения, я уйду.
Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом вышел из кабинета, чуть не сорвав с петель дверь.
Глисон с беспокойством посмотрел ему вслед.
— Почему он так расстроился, Джимми? Можно подумать, он питает личную ненависть к Уолдо.
— В некотором смысле, да. Но есть еще кое-что: опрокидывается весь его мир. Последние двадцать лет, с тех пор как Прайор переформулировал общую теорию поля и тем самым опроверг принцип неопределенности Гейзенберга, физика считалась точной наукой. Нарушения в силовых и передаточных механизмах, которые сейчас происходят, — неприятные пилюли для меня и для вас, но для доктора Рамбо они означают покушение на веру. Нужно внимательно за ним приглядывать.
— Почему?
— Потому что он может совсем свихнуться. Человек попадает в тяжелую ситуацию, когда рушится его религия.
— Хм… Ну а ты? Разве для тебя это не такой же сильный удар?
— Не совсем. Я ведь инженер, с точки зрения Рамбо — высокооплачиваемый ремесленник. Совсем другой взгляд на вещи. Но это не значит, что я не расстроен.
Внезапно ожил селектор на столе Глисона.
— Вызываю главного инженера Стивенса, вызываю главного инженера Стивенса.
Глисон щелкнул переключателем.
— Он здесь. Говорите.
— Шифровка на коде компании: «Потерпел аварию в четырех милях к северу от Цинциннати. Ехать ли мне в Небраску или доставить сами знаете что собственноручно?» Конец сообщения. Подпись: «Мак».
— Скажите ему, пусть возвращается, хоть пешком, — прорычал Стивенс.
— Хорошо, сэр.
Аппарат выключился.
— Твой помощник?
— Да. Это уже последняя капля, шеф. Мне подождать и постараться выяснить, насколько серьезны повреждения, или попытаться встретиться с Уолдо?
— Встречайся с Уолдо.
— О'кей. Если от меня не будет никаких известий, пошлите мое выходное пособие в гостиницу Палмдейл в Майами. Буду лежать на пляже, четвертым справа.
Глисон позволил себе грустно улыбнуться.
— Если ты не получишь никакого результата, я буду пятым. Удачи.
— До встречи.
Когда Стивенс ушел, заговорил главный инженер по силовым установкам — впервые за время
— Если энергоснабжение городов нарушится, — мягко произнес он, — вы знаете, что случится со мной?
— Что? Станете шестым?
— Не совсем. Я буду первым, кого линчуют.
— Но энергоснабжение городов не может быть нарушено. В вашем распоряжении столько аварийных линий и средств безопасности!
— Мы предполагали, что с приемниками де Калба тоже не может ничего случиться. А вспомните седьмой подуровень в Питсбурге, когда погас свет. Лучше об этом не думать.
Док Граймс спустился в наземный люк, ведущий к дому, взглянул на дисплей, и на душе у него потеплело — он заметил, что дома ждет кто-то из друзей, знающих его домашний код. Он тяжело спустился по ступеням, оберегая покалеченную ногу, и вошел в гостиную. Как только дверь распахнулась, ему навстречу поднялся Джеймс Стивенс.
— Привет, док.
— Привет, Джеймс. Налей себе выпить. А, ты уже. Тогда плесни и мне.
— Хорошо.
Пока Стивенс выполнял просьбу, Граймс выбрался из старомодного, чужеземного покроя защитного плаща и бросил его более-менее в направлении платяного шкафа. Плащ тяжело шлепнулся на пол, гораздо тяжелее, чем можно было предположить, несмотря на внушительные размеры.
Наклонившись, Граймс стянул с себя толстые защитные штаны, не менее массивные, чем плащ. Под ними оказалось обычное рабочее трико в черную и голубую полоску. Этот стиль был ему не очень к лицу. В глазах человека, неискушенного в вопросах общепринятой одежды, — скажем, прилетевшего с Антареса, — Граймс выглядел бы неуклюжим, даже уродливым. Он сильно смахивал на пожилого жирного жука.
Джеймс Стивенс на трико внимания не обратил, но с неодобрением взглянул на брошенную на пол одежду.
— Все таскаешь этот дурацкий панцирь, — заметил он.
— Конечно.
— Черт побери, док, ты испортишь себе здоровье. Это просто вредно.
— Без него будет еще хуже.
— Вздор! Я совершенно здоров, хоть и не ношу панциря за пределами лаборатории.
— А надо бы, — Граймс приблизился к сидевшему в кресле Стивенсу. — Положи ногу на ногу.
Стивенс повиновался. Граймс резко ударил ребром ладони пониже коленной чашечки. Рефлекторный рывок был едва заметен.
— Плохо дело, — сказал Граймс после того, как оттянул правое веко своего друга. — Ты в никудышной форме.
Стивенс поспешил переменить тему:
— Со мной все в порядке. Давай поговорим о тебе.
— А что со мной?
— Понимаешь… Черт побери, док, ты портишь себе репутацию. О тебе уже поговаривают.
Граймс кивнул.
— Я знаю. «Бедный старик Гас Граймс. У него жучки в банке завелись». Не беспокойся о моей репутации. Я всегда шагал не в ногу. Какой у тебя индекс усталости?