Миры Роберта Хайнлайна. Книга 4
Шрифт:
— Да…
— Конечно, да, — с иронией согласился Дьюк. — Будь я проклят, если я понимаю, как это произошло! Сдается мне, — он топнул ногой, — что мы на вершине водонапорной башни. На том месте, где она раньше находилась. А… — он сощурился, — насколько я понимаю, убежище располагается прямо на лужайке перед нашим домом. Отец, мы вовсе не двигались с места!
Хью достал блокнот, в который они записывали количество пройденных шагов и курсы по компасу, и что-то посчитал.
— Да. Правда, возможна небольшая
— Ну, и что ты думаешь по этому поводу?
Хью взглянул в небо.
— Ничего я не думаю. Дьюк, скоро наступит ночь?
— Пожалуй, часа через три. Солнце скроется за горами часа через два.
— Сюда мы добирались два часа, следовательно, дорогу обратно одолеем значительно быстрее. У тебя есть сигареты?
— Да.
— Можешь дать мне одну? С возвратом, разумеется. Выкурим по одной, тогда можно и возвращаться. — Он огляделся. — Место здесь открытое, так что ни один хищник не сможет подкрасться к нам незамеченным. — Он положил ружье на землю возле себя, затем снял пояс и уселся.
Дьюк протянул отцу сигарету. Они закурили.
— Отец, ты невозмутим, как рыба. Ничего тебя не удивляет.
— Ты так считаешь? Вовсе нет. Просто я раньше так часто всему удивлялся, что постепенно приучил себя не делать этого.
— Это не у всех получается.
Некоторое время они курили молча. Дьюк сидел, Хью улегся на траву. Он был в полном изнеможении, и ему сейчас больше всего хотелось, чтобы никуда не нужно было возвращаться.
Неожиданно Дьюк сказал:
— Кроме того, ты очень любишь издеваться над людьми.
— Возможно, ты и прав, если, по-твоему, то, как я поступаю, — издевательство. Человек всегда старается делать только то, что ему хочется, то, что его «радует», — в пределах собственных возможностей. И если я меняю спущенное колесо, так только потому, что мне это доставляет большее удовольствие, чем бесконечное сидение на шоссе.
— Не нужно утрировать. Тебе просто приятно издеваться над мамой. Ты и меня любил в детстве шлепать за малейшую провинность… до тех пор, пока мать не топнула ногой и не заставила тебя прекратить это.
— Пора нам двигаться, — сказал отец и стал надевать пояс.
— Еще минутку. Я хочу кое-что тебе показать. Не беспокойся, мы не опоздаем. Мне нужны считанные секунды.
Хью выпрямился.
— Что такое?
— А вот что: твоя роль отважного капитана окончена! — Дьюк дал отцу сильную затрещину. — Это тебе за издевательство над мамой! — Он ударил еще раз — на этот раз с другой стороны и настолько сильно, что сбил отца с ног. — А это за то, что ты приказал ниггеру наставить на меня ружье!
Хью Фарнхэм лежал совершенно спокойно.
— Не ниггер, Дьюк. Негр.
— Он для меня негр только до тех пор, пока знает свое место. А то, что он прицелился в меня, делает его поганым ниггером. Можешь встать. Больше
Хью Фарнхэм поднялся.
— Нам пора идти обратно.
— И это все, что ты можешь мне сказать? Давай, давай. Можешь тоже меня ударить. Отвечать тебе я не стану.
— Нет.
— Я не нарушал клятвы. Я ждал, пока мы покинем убежище.
— Согласен. Кто пойдет первым? Мне кажется, так будет лучше.
— Уж не думаешь ли ты, что я боюсь выстрела в спину? Отец, пойми, я просто должен был сделать это.
— Неужели?
— Да, черт возьми! Чтобы не потерять уважение к самому себе.
— Хорошо. — Хью надел пояс, взял ружье и пошел вперед.
Шли они молча. Наконец Дьюк произнес:
— Отец!
— Да, Дьюк?
— Прости…
— Забудем об этом.
Они продолжали идти и, дойдя до ручья, нашли место, которое переходили вброд. Хью торопился, так как быстро темнело.
— Ответь мне только на один вопрос, — обратился Дьюк к отцу. — Почему ты не назначил поварихой Барбару? Ведь она чужая нам. Зачем тебе снова было подковыривать мать?
Немного подумав, Хью ответил:
— Барбара теперь нам не более чужая, чем, например, ты, Дьюк, а приготовление пищи — единственное, что умеет делать Грейс Или, ты считаешь, она должна бездельничать, в то время как остальные вкалывают?
— Естественно, нет. Все мы должны быть чем-то заняты, само собой разумеется. Но зачем ты издеваешься над ней при посторонних? Ты понимаешь меня?
— Дьюк!..
— Да?
— Последний год я занимался каратэ по три раза в неделю.
— Ну и что?
— Просто больше не пытайся драться со мной. Проще будет выстрелить мне в спину.
— Вот как!
— Да, а пока ты не решишь застрелить меня, тебе придется мириться с моим лидерством. Впрочем, можем устроить выборы.
— Ты согласен на это?
— Мне ничего другого не остается. Возможно, группа предпочтет тебя. Твоя мать — уж точно, да, пожалуй, и твоя сестра тоже. А вот что касается мнения Барбары и Джо — тут ничего нельзя сказать наверняка.
— А как же ты, отец?
— Лучше я не буду отвечать тебе на этот вопрос: я ничего тебе не должен. Но надеюсь, что до тех пор, пока ты не решишь устроить перевыборы, ты будешь сознательно подчиняться мне так же, как делал это, дав клятву.
— Ну ты и сказанул! Сознательно подчиняться! Надо же!
— В нашем положении иначе быть не может. Я просто не в состоянии подавлять мятеж каждые несколько часов, — а их с твоей стороны было уже два, — да и твоя мать страдает отсутствием дисциплины. В подобных условиях не может действовать ни один руководитель. Поэтому я могу принять от тебя только сознательное подчинение. Оно включает в себя и невмешательство с твоей стороны в то, что ты назвал «издевательством».