Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5
Шрифт:
— Я это знаю и очень высоко ценю.
— Время от времени, но очень редко, мне удается дать чему-то толчок в нужном направлении, или вернее, в том направлении, которое мне представляется нужным. Быть королем — смешная профессия, Джозеф. Не советую вам браться за нее.
— Боюсь, что мне уже поздно заниматься ею, даже если бы и очень захотелось.
Он продолжал что-то совершенствовать в своей игрушке.
— Моя главная функция — не дать вам сойти с ума.
— Что?
— Ну, разумеется. Ситуационный психоз — профессиональная болезнь глав государств. Мои предшественники по королевскому ремеслу — те, что действительно правили, — почти все были хоть чуточку, да психопаты. А гляньте только
Потом он еще немного похвастал своими игрушками, и мы вернулись в его кабинет. Я думал, что сейчас он меня отпустит, и действительно король сказал:
— Мне кажется, пора вас отпустить к вашим делам. Поездка была тяжелой?
— Не очень. Но пришлось много работать.
— Надо думать. А между прочим, кто вы такой?
Вас может схватить за плечо полицейский; вы можете получить шок, не нащупав ногой ступеньку там, где она должна быть; можете во сне свалиться с кровати; вас может застать неожиданно вернувшийся муж; но любой из этих случаев я бы с радостью обменял на этот, заданный тихим голосом вопрос. Мне показалось, что от ужаса я постарел, сравнявшись возрастом с моим прототипом.
— Сир?
— Бросьте, бросьте, — сказал он нетерпеливо. — Мой пост связан с рядом привилегий. Поэтому вам лучше говорить правду. Уже час, как я знаю, что вы не Джозеф Бонфорт, хотя допускаю, что вы могли бы провести даже его родную мать. В самых мелочах поведения вы — вылитый Бонфорт. Так кто же вы такой?
— Меня зовут Лоренцо Смизи, Ваше Величество, — еле слышно прошептал я.
— Не надо дрожать! Я уже давно мог кликнуть стражу, если бы намеревался вас схватить. Уж не подосланы ли вы, чтобы убить меня?
— Нет, сир! Я… верный… верный подданный Вашего Величества…
— Странный способ у вас доказывать верность. Ладно, налейте-ка себе стаканчик и выкладывайте.
И я рассказал ему все, с самыми мельчайшими подробностями. Для этого потребовался еще стаканчик-другой, после чего я почувствовал себя куда лучше. Король ужасно рассердился, узнав о похищении, но когда я рассказал о том, что они сделали с мозгом Бонфорта, его лицо буквально почернело от ярости.
Наконец он сказал:
— Значит, для того чтобы Бонфорт пришел в норму, нужно еще несколько дней?
— Так, во всяком случае, утверждает доктор Капек.
— Не позволяйте ему работать до тех пор, пока он не поправится окончательно. Это очень большой человек. Вы сами-то это понимаете? Он стоит шести таких, как вы или я. Продолжайте быть двойником и дайте ему нужный отдых. Он необходим Империи.
— Вы правы, сир.
— Бросьте вы это «сир»! Поскольку сейчас вы — это он, то и зовите меня Виллемом, как он звал. А знаете, как я вас расколол?
— Нет, си… Нет, Виллем.
— Он зовет меня по имени вот уже двадцать лет. И мне показалось немного странным, что он перестал наедине обращаться со мной запросто, хотя, конечно, и находился здесь по государственной надобности. Но тогда я еще по-настоящему ничего не заподозрил. И все же, как бы поразительна ни была ваша игра, я призадумался.
— Извините, но почему?
— Вы были слишком вежливы, вот почему. Я ведь и раньше показывал ему свои машинки, и он постоянно расплачивался со мной за испытываемую скуку насмешками, грубовато проезжаясь насчет того, что вот, дескать, такой взрослый дядька, а занимается подобной ерундой. Эту маленькую сценку мы разыгрывали часто, она очень забавляла нас обоих.
— Ох, об этом я и не подозревал.
— Откуда ж вам было знать!
Я же подумал о том, что все же следовало сообразить, что этот проклятый фэрли-архив выдает в некоторых случаях в чем-то ненадежную информацию. Только потом я понял, что досье вовсе не было дефектным и что принципы, на которых архив был основан, ничуть не нарушились. Досье должны были давать видному общественному деятелю мелкие детали о привычках менеезначимых лиц. А Императора таким незначительным лицом уж никак нельзя было считать: он известен никак не меньше Бонфорта, и, разумеется, последний не нуждался в записях, чтобы закрепить в памяти привычки короля Виллема. Тем более он не считал возможным помещать в досье сведения о своих личных взаимоотношениях с сюзереном, раз этим досье пользовались даже клерки!
Я не понял того, что было совершенно очевидно, хотя и не знаю, что бы я предпринял, если б уразумел с самого начала, что досье неполно.
А Император продолжал:
— Вы блистательно справились со своей задачей! И после того как вы рискнули жизнью в марсианском Гнезде, я ничуть не удивляюсь, что вы взяли на себя смелость попытаться обмануть и меня. Скажите, я когда-нибудь видел вас на сцене или на экране?
Я назвал ему свое настоящее имя, когда Император того потребовал, сейчас же, смущаясь, я выдал ему и свой театральный псевдоним. Он оглядел меня с ног до головы, всплеснул руками и громко расхохотался. Мне стало даже обидно.
— Вы никогда не слышали обо мне?
— Слышал ли я о вас? Да я один из самых горячих поклонников вашего таланта! — Он снова пригляделся ко мне. — Нет, вы же как две капли воды схожи с Бонфортом! Я не верю, что вы — Лоренцо!
— И тем не менее это я.
— Да верю я, верю! А вы помните ту сценку, где вы играли бродягу? Сначала еще вы пытались доить корову — и ничего не вышло. А кончается она тем, что вы едите из кошачьей миски, но приходит кот и вас прогоняет.
Я сказал, что помню.
— Я эту кассету чуть ли до дыр не затер. Смеюсь и плачу одновременно.
— Так это и было задумано. — Поколебавшись, я все же сказал, что скопировал замысел «Бедного Вилли» у знаменитого артиста совсем другой эпохи. — Однако мои любимые роли — драматические.
— Такие, как эта последняя?
— Ну… не совсем так… Такая роль — одна на всю жизнь. И играть целый сезон я бы ее не смог.
— Думаю, вы правы. Ладно, скажите Роджу Клифтону… Нет, Клифтону ничего не надо говорить. Лоренцо, я не думаю, чтобы кто-нибудь выиграл узнав о нашем с вами разговоре. Если вы передадите его содержание Клифтону, ну даже хотя бы то, что я просил его не беспокоиться, это фактически только растревожит его. А перед ним еще уйма работы. А потому лучше промолчим, а?
— Как пожелаете, Ваше Величество?
— Прошу вас, бросьте вы это… Мы будем хранить молчание потому, что так лучше для дела. Ах, как жаль, что нельзя тайком навестить Дядюшку Джо. Ему бы это, конечно, не помогло, хотя в прежние времена считалось, что королевское прикосновение творит чудеса. А потому ничего никому не скажем и притворимся, что я ни о чем не догадался.
— Хорошо… Виллем.
— А теперь, я думаю, вам пора идти. Я и без того слишком задержал вас.
— Как вам будет угодно.