Миры Роберта Шекли. Книга 1
Шрифт:
Он затормозил перед небольшим домиком из готовых панелей. На берегу моря стояли трибуны, на которых собралось множество людей. Над морем, почти касаясь поверхности воды, висело огненно-красное солнце. Поллетти взглянул на часы. Шесть часов сорок две минуты. Он вошел в домик.
За столом сидел его компаньон Джино и что-то считал.
– Сколько на этот раз? – спросил Поллетти.
– Четырнадцать тысяч двести тридцать три посетителя, оплативших входные билеты, – ответил Джино. – И еще пять полицейских, двадцать три бойскаута и шесть племянниц
– Придется сказать Витторио, чтобы он сократил число племянниц, – решил Марчелло. – Я занимаюсь этим делом не ради развлечения. – Он сея на складной стул. – Значит, всего четырнадцать тысяч? Этого едва хватит, чтобы заплатить за аренду трибун.
– Не то что в прежнее время, – согласился Джино. – Помню, когда…
– Ладно, неважно, – сказал Поллетти. – Ты проверил: ни у кого нет с собой оружия?
– Конечно, – кивнул Джино. – Мне совсем не хочется видеть, как тебя прикончат во время работы.
– Мне тоже, – пробормотал Поллетти, мрачно глядя вдаль.
Наступила непродолжительная неловкая пауза.
– Уже шесть часов сорок семь минут, Марчелло, – нарушил молчание Джино.
– Неужели? – язвительно отозвался Поллетти.
– Тебе скоро выходить. Осталось меньше пяти минут. Как ты себя чувствуешь?
Поллетти молча состроил зверскую гримасу.
– Знаю, знаю, – сказал Джино. – Ты всегда так чувствуешь себя перед выходом к аудитории. Но мы ведь можем легко справиться с этим настроением, правда? Проглоти вот это.
Он протянул Поллетти стакан воды и крошечную овальную красную таблетку. Это был лимниум, один из новых наркотиков, способных усиливать так называемый "фактор экспансивности" в человеческой психике.
– Мне он не нужен… – запротестовал Поллетти, однако проглотил таблетку и запил водой.
Затем, примирившись с судьбой, проглотил таблетку с пурпурно-белыми полосами гнейа-Па – недавно созданный препарат для повышения обаяния, выпускаемый фабриками концерна "Фарбен". Далее последовали: маленький золотой шарик дармаоида – средство ограничения человеческого общения, производимое лабораториями Хайдарабада, затем тщательно рассчитанная по времени действия ампула лакримола в форме слезы и, наконец, капсула гипербендикс в виде фигурки волка – новейшее лекарство, повышающее психическую энергию.
– А теперь как ты себя чувствуешь? – спросил Джино.
– Как-нибудь справлюсь, – ответил Поллетти. Он наморщил лоб и взглянул на часы. Принятые лекарства начали действовать. Он вскочил со стула и бросился к гримировальному столику в углу домика. Там он снял костюм и натянул белую пластиковую тогу, повесил на шею копию барельефа Солнца индейцев майя, сделанную из металла, имитирующего бронзу, и надел белый кудрявый парик.
– Как я выгляжу? – бодро спросил он.
– Великолепно, Марчелло. Ты выглядишь просто великолепно, – ответил Джино. – Откровенно говоря, ты еще никогда не выглядел так хорошо.
– Это ты серьезно?
– Клянусь всем, что мне дорого в
– Мне кажется, сегодня я произведу настоящую сенсацию, – заметил Марчелло и величественной поступью двинулся к двери.
Джино смотрел ему вслед, чувствуя, как у него перехватывает горло. Он знал, что видит перед собой настоящего бойца; кроме того, его беспокоили болезненные спазмы, предвещающие расстройство желудка.
Поллетти торжественно шествовал к своей аудитории. Его взгляд был спокоен, шаги неторопливы. Слышались нежные звуки "О Sole Mio", дополняющие атмосферу ожидания.
Перед трибунами стояла красная кафедра. К ней и направился Поллетти. Поднявшись на нее и поудобнее приладив микрофон, Поллетти с пафосом произнес:
– Сегодня, на закате дня, так похожего и так не похожего на другие дни, в хрупкой ладье, мы, смертные, путешествуем по бурным водам вечности и думаем о будущем…
Слушатели, загипнотизированные его словами, склонили головы. И вдруг Поллетти увидел, что с первого ряда ему улыбается Кэролайн. Он смешался, несколько раз моргнул, но сразу оправился и продолжал:
– Эти последние лучи умирающего, но бесконечно возрождающегося солнца приходят к нам с расстояния в сто сорок девять миллионов километров. О чем это говорит? Такое расстояние является божественным и непостижимым, неумолимым и одновременно иллюзорным, потому что разве можно предположить, что наш огненный отец не вернется к нам?
– Вернется, обязательно вернется! – послышался хор голосов. Поллетти печально улыбнулся.
– А когда он вернется, встретим ли мы его здесь, чтобы наслаждаться его животворным великолепием?
– Кто может сказать? – мгновенно откликнулась аудитория.
– Действительно, кто? – вопросил Поллетти. – И все-таки нас утешает мысль, что наш дорогой отец не умер; нет, сейчас он мчится по собственной орбите к Лос-Анджелесу.
Солнце тонуло в морских волнах. Слушатели на трибуне плакали. Только несколько человек, которые всегда встречаются в такой толпе, спорили о различных аспектах доктрины солнечного круговорота. Казалось, проповедь произвела сильное впечатление даже на Кэролайн. Произнося заключительную часть проповеди на греческом языке, Поллетти тоже пустил слезу.
Уже совсем стемнело. Под радостные возгласы и проклятия Поллетти спустился с кафедры.
В темноте его вдруг схватила чья-то рука. Это оказалась Кэролайн. Ее лицо было мокрым от слез.
– Марчелло, это было так прекрасно! – воскликнула она.
– Пожалуй, действительно неплохо, – ответил Поллетти, все еще заливаясь слезами, – если тебе нравятся солнечные закаты.
– А тебе не нравятся?
– Не то чтобы очень, – пожал плечами Поллетти. – Мне приходится этим заниматься, ведь я проповедник.