Миры Роджера Желязны. Том 13
Шрифт:
— Тебя, Камень.
— Я не из тех камней, которые перекатываются.
— Слушай, Камень, мой дядя коллекционирует минералы, ясно? А ты единственный минерал на всю галактику, обладающий разумом. И самый крупный, какой мне удалось обнаружить. Следуешь за ходом моей мысли?
— Да, но я не хочу следовать за тобой.
— Но почему? Будешь королем его коллекции. Так сказать, одноглазым человеком в стране слепых, если мне дозволено будет употребить столь малоподходящее уподобление.
— Пожалуйста, не делай этого. Страшно даже слушать. Скажи,
— Один из моих инструкторов прочел о нем в старинном корабельном журнале. Он коллекционировал старинные корабельные журналы. Ну а это был журнал капитана Фейрхилла, который высадился здесь парочку-другую столетий назад и вел длинные беседы с вашим племенем.
— Добрый старина Фейрхилл, Гнусная Погода! Как он поживает? Передай ему привет от меня.
— Он умер.
— Что?
— Умер. Скапутился. Сыграл в ящик. Упокоился. Диблировал.
— Подумать только! Когда это случилось? Надеюсь, это было эстетичное зрелище, достойное…
— Откуда мне знать? Но сведения эти я сообщил дяде, который решил пополнить тобой свою коллекцию. И вот я здесь.
— Право, как я ни ценю подобную любезность, сопровождать тебя мне нельзя. Время диблирования уже близко…
— Знаю. Я узнал о диблировании из журнала Фейрхилла все, прежде чем дал его дяде Сидни. Предварительно вырвав эти странички. Я хочу, чтобы он был неподалеку, когда ты… это самое… Тогда я унаследую его денежки и смогу самыми дорогостоящими способами утешаться, что так и не попал в Космическую академию. Сначала стану алкоголиком, потом займусь развратом… Хотя, пожалуй, разумнее будет проделать все это в обратном порядке…
— Но я хочу диблировать здесь, среди всего, что люблю!
— Вот это лом. Сейчас я тебя сковырну.
— Только попробуй! Я сразу диблирую.
— Не сможешь! Я измерил твою массу перед тем, как мы разговорились. В земных условиях тебе понадобится не меньше восьми месяцев, чтобы достичь диблиционных параметров.
— Ну ладно, я брал тебя на пушку. Но неужели у тебя нет ни капли сострадания? Я лежал здесь века с той поры, как был маленьким камешком, подобно моим отцам до меня. Я с таким тщанием пополнял мою коллекцию атомов, создавая самую изящную молекулярную структуру в окрестностях. И теперь — быть изъятым отсюда перед самым диблированием. Это… это просто бескаменно с твоей стороны!
— Ну, зачем так мрачно? Обещаю, что ты пополнишь свою коллекцию наилучшими земными атомами. Ты побываешь в таких местах, о каких ни одному камню не грезилось!
— Слабое утешение. Я хочу, чтобы все мои друзья это видели.
— Боюсь, ничего не получится.
— Ты очень жестокий человек. Надеюсь, ты будешь рядом, когда я диблирую.
— Когда подойдет время, я намерен отправиться куда-нибудь подальше и хорошенько повеселиться.
Малое притяжение Навозной кучи помогло без труда подкатить Камень к борту космической яхты и с помощью лебедки водворить его в отсек по соседству с атомным реактором. Это была прогулочная модель, переделанная
Он грибом поднялся ввысь, а затем огромными волнами прокатился по равнинам Навозной кучи. С пыльных небес посыпались юные камешки, вскрикивая на общей частоте от агонии рождения.
— Рванул! — заметил дальний сосед, перекрикивая помехи. — И раньше, чем я ожидал. Такая теплая остаточная радиация!
— Прекрасное диблирование. — согласился другой. — Тщательное коллекционирование всегда себя оправдывает.
Вершина
1
Я посмотрел на нее сверху, и мне стало не по себе. «Где же вершина? — подумал я. — У самых звезд?» Я не находил слов. Смотрел, смотрел — и не мог оторвать глаз; я уже начинал проклинать сам факт существования этой штуки. Жаль, что ее обнаружили, пока я еще жив.
— Ну? — Лэннинг накренил флайер так, чтобы я мог посмотреть вверх.
Я покачал головой и прикрыл ладонью глаза, хотя и был в очках.
— Убери ее… Пусть она исчезнет.
— Не получится. Она больше нас.
— Она больше всего на свете, — добавил я.
— Мы не можем заставить ее исчезнуть…
— Подожди. Я хочу сделать несколько снимков. Он протянул мне камеру, и я начал снимать.
— Ты можешь подлететь ближе?
— Нет. Слишком сильный ветер.
Пришлось пользоваться телескопическим объективом, сканирующим устройством и прочими хитростями, пока мы кружили возле нее.
— Я бы многое отдал, чтобы увидеть вершину.
— Мы уже поднялись на тридцать тысяч футов, а потолок для нашей крошки — пятьдесят. Эта леди, к сожалению, выше атмосферной границы.
— Странно, — сказал я, — отсюда все же трудно поверить, что она купается в эфире и созерцает звезды.
Лэннинг рассмеялся и зажег сигарету, а я потянулся за термосом с кофе.
— Ну, и как тебе Серая Сестра?
Я тоже закурил, глубоко затягиваясь. Флайер, подхваченный воздушным потоком, вильнул в сторону, потом ветер, словно потеряв интерес, отпустил нас. Я ответил:
— Как и наша леди на Абатторе — прямо между глаз.
Мы выпили кофе, и немного погодя Лэннинг спросил:
— Она слишком велика для тебя, Седой? Проглотив кофе, я лишь скрипнул зубами в ответ.
Только мои близкие друзья называют меня Седым; для остальных же я — Джек Саммерс, и мои волосы всегда были такими. Я вдруг засомневался, достоин ли Генри Лэннинг статуса моего близкого друга лишь потому, что знает меня двадцать лет, — особенно сейчас, когда он проявил инициативу и разыскал эту штуку в мире с разреженной атмосферой, множеством скал, слишком ярким небом и именем, похожим на ЛСД, прочитанное наоборот, данным в честь Джорджа Дисела, который оставил здесь свой след и был таков — неглупый парень!