Миры Роджера Желязны. Том 13
Шрифт:
Друзья со скорбными лицами разрасписались в книге соболезнований и распожали ему руку. Затем они вошли внутрь посидеть и посмотреть на закрытый гроб. Затем они ушли, а он остался наедине с распорядителем похорон.
Затем он остался наедине с собой.
По его щекам текли вверх слезы.
Костюм и рубашка были вновь несмятыми.
Он уехал задним ходом домой, разделся, распричесал волосы. День вокруг него рухнул в утро, и он вернулся в постель распроспать еще одну ночь.
В
Дважды он напряг всю свою силу воли, чтобы прервать последовательность событий. И потерпел неудачу.
Он хотел умереть. Убей он себя в тот день, так не возвращался бы к нему теперь.
В его сознании закипали слезы при мысли о прошлом, от которого его теперь отделяло менее суток.
Прошлое преследовало его по пятам в этот день, пока он раздоговаривался о покупке гроба, склепа, всяких похоронных принадлежностей.
Затем он возвратился домой к похмелью — самому тяжелому — и спал, пока не проснулся, чтобы развыпивать бокал за бокалом, а затем вернуться в морг и снова прийти домой как раз вовремя, чтобы повесить трубку после этого звонка, этого звонка, который раздался, чтобы нарушить…
…Безмолвие его злости своим треньканьем.
Она погибла.
Она лежала где-то в обломках своей машины на девяностом шоссе.
Пока он расхаживал, вкуривая сигарету, он знал, что она лежит там и истекает кровью.
…И умирает после аварии на скорости восьмидесяти миль в час.
…И оживает?
…И вместе с машиной становится целой и невредимой, и вновь живет, воскресшая? И в эту самую минуту мчится багажником вперед домой на жуткой скорости, чтобы раззахлопнуть дверь после их финальной ссоры? Чтобы разнакричать на него и чтобы он разнакричал на нее?
Он мысленно застонал. Он в душе своей ломал руки. Не может это остановиться именно сейчас. Нет. Только не сейчас.
Все горе, вся любовь, вся ненависть к себе вернули его так далеко, так близко к той минуте…
Не может, не может это кончиться теперь.
Через какое-то время он перешел в гостиную, его ноги ходили из угла в угол, его губы сыпали ругательства, а сам он ждал.
Дверь хлопнула и открылась.
Она смотрела на него. Тушь смазана, слезы на щеках.
— !чертям всем ко уезжай Так, — сказал он.
— !уезжаю Я, — сказала она. Вошла внутрь, закрыла дверь. Торопливо повесила пальто на вешалку.
— .считаешь ты как вот Ах, — сказал он, пожимая плечами.
— !себя кроме, нужен не никто Тебе, — сказала она.
— !ребенка хуже себя ведешь Ты, — сказал он.
— !хотел не что, сказать, мере крайней по, бы мог Ты.
Ее глаза блеснули, как два изумруда, сквозь розовую пелену статики, и вот она — прелестная, вновь живая. В мыслях он плясал от радости.
Произошла
— Ты мог бы, по крайней мере, сказать, что не хотел!
— Я не хотел, — сказал он, сжимая ее руку так, что она не могла вырваться. — И ты никогда не узнаешь, до чего же я не хотел. Обними меня, — сказал он.
И она обняла.
Коррида
Он проснулся под ультразвуковой вопль, который терзал его барабанные перепонки, оставаясь за порогом слышимости.
Он поднялся на ноги в полной темноте.
Несколько раз он натыкался на стены. Как сквозь туман он понял, что руки у него от самых плеч болят, будто их истыкали иголками.
Звук доводил его до исступления…
Бежать! Необходимо как-то выбраться отсюда! Слева от него появилось пятнышко света. Он повернулся, бросился туда, и пятнышко стало дверью.
Он выбежал наружу и остановился, жмурясь от ослепительного блеска, который ударил ему в глаза.
Он был совершенно голым, мокрым от пота. Его сознание окутывал туман, в котором шевелились обрывки сновидений.
Он услышал рев, словно рев толпы, и заморгал, стараясь свыкнуться с ярким светом.
На некотором расстоянии перед ним высилась темная фигура. Охваченный яростью, он ринулся на нее, сам не зная почему.
Его босые ноги наступали на горячий песок, но он не замечал боли, готовый к нападению.
Где-то в сознании всплыл вопрос «зачем?», но он не стал задумываться.
Тут он остановился.
Перед ним стояла, маня, приглашая, нагая женщина, и в его чреслах вспыхнуло нежданное пламя.
Он повернул чуть влево и двинулся к ней.
Она удалялась танцующей походкой.
Он побежал быстрее, но в тот миг, когда он уже почти обнял ее, его правое плечо обожгло пламя, и она исчезла.
Он взглянул на свое плечо: в него вонзился алюминиевый дротик, и по руке струилась кровь. Вновь раздался рев.
…И она появилась снова.
Он опять погнался за ней, и его левое плечо обжег нежданный огонь. Она исчезла, а он стоял, содрогаясь, потея, щурясь от блеска.
«Это трюк, — решил он. — Не играй в эту игру!»
Она появилась вновь, но он остался стоять, не глядя на нее.
Пламя за пламенем обжигало его, но он упрямо стоял, пытаясь собраться с мыслями.
Вновь появилась темная фигура футов семи высотой, с двумя парами рук.
В одной она что-то держала. Не будь освещение таким слепящим, он, пожалуй, мог бы…
Но темная фигура вызвала в нем такую ненависть, что он ринулся на нее.
Боль хлестнула его по боку.
Погодите! Да погодите же!
«Безумие! Это какое-то безумие! — сказал он себе, обретая свою личность. — Это же арена, я человек, а темная фигура — нет. Что-то не так!»