Миры Роджера Желязны. Том 2

Желязны Роджер Джозеф

Возглавлял выставку генерал-полковник, командовавший дюжиной полковников, восемнадцатью подполковниками, множеством майоров, капитанов и бесчисленным количеством лейтенантов. Никогда никто не видел самого генерала, кроме полковников и представителей Выставочной компании.

Выставочный зал принадлежал Выставочной компании в качестве аэропорта; на время выставок компания переоборудовала зал в полном согласии с требованиями клиентов и хорошего вкуса.

Сразу направо, как только вы входили в Зал-Поганку, как в шутку окрестил главный зал один из Жизнелюбов, находилась Галерея.

По стенам Галереи висели огромные фотографии,

которые посетитель мог обойти кругом и изнутри, блуждая между высоких призрачных гор, окружавших Третью лунную базу (таких высоких и призрачных, что, казалось, они раскачивались бы на ветру, если бы на Луне дули ветры); или можно было побродить под надувным куполом этого подлунного города и даже, пожалуй, украдкой провести рукой по одной из холодных долей — отсеков Мозга-наблюдателя и услышать, как быстро щелкают его мысли; или заглянуть в пыльную пустыню под бледно-зеленым небом и, кашлянув раз-другой, выплюнуть кровавый сгусток, пройтись вокруг высоких стен наземного Комплекса — серо-голубых, без единого шва, возведенных на руинах Бог весть каких древних сооружений, — войти в эту крепость, где, как привидения, ходят сотрудники Марсианского отдела, попробовать на ощупь фактуру гладких стеклянистых стен и нарушить вечное безмолвие мира, где все звуки звучат приглушенно и мягко; или в прохладной капсуле Воображения прогуляться по Дьявольскому кладбищу меркурианской поверхности, упиваясь игрой цветов — пламенно-желтого, карминного и оранжевого, — и, наконец, отдохнуть в Большой Ледяной Шкатулке, где Мороз-великан не на жизнь, а на смерть бьется с Огнечеловеком и где каждый отсек опечатан и наглухо отделен от остальных, как в подводной лодке или на транспортной ракете, по тем же причинам; или совершить вылазку на Пятую околоземную станцию, где сердца героев пылают, а сердца злодеев холодны, постоять в добела раскаленной морозом печи горной пещеры, держа руки в карманах, считая разноцветные прожилки на опаловых стенах, увидеть блистающий кристалл Солнца, выдыхая облака пара и дрожа от холода, и признать, что да, немало дивных див вращается вокруг Солнца, да и фотографии не хуже.

За Галереей находились Гравитационные комнаты, к которым вела лестница, пахнувшая свежесрубленным деревом. Там, наверху, каждый мог выбрать гравитационное поле по вкусу: как на Луне, как на Марсе или Меркурии, — и затем съехать вниз, в Зал, на пневмоподушке, похожей на лифт, и на несколько минут ощутить себя важной персоной, которую персонально доставляют на любую приглянувшуюся ей планету. Платформа уходит вниз, мягкое приземление… Словно падаешь в стог сена, валишься на пышно взбитую перину.

Дальше был зал Фонтана Миров, опоясанного медным поручнем. Хочешь — перегнись, посмотри вниз… Как выкопанная в световой толще яма, зияет чернота бездонного колодца…

Это был планетарий.

Сияя, миры крутились во тьме по магнитным орбитам. В центре пылающим пляжным мячом висело солнце; масштаб пропорционально уменьшался, и дальние планеты мерцали во мраке слабым холодным светом; Земля переливалась изумрудом и бирюзой; матово-зеленым отливала Венера; Марс напоминал цветом апельсиновый шербет; Меркурий — масло, а комета Галлея была золотистой, как корочка свежевыпеченного хлеба.

Фонтан Миров был похож на выставку съедобных драгоценностей. И те, кого привлекала роскошь, и кто был голоден, равно завороженно глядели вниз, свесившись через поручень. Таков материал наших

мечтаний и снов.

Иные бросали на Фонтан беглый взгляд и шли дальше — посмотреть выполненную в натуральную величину модель декомпрессионной камеры с Первой лунной станции или послушать специалиста, рассказывающего малоизвестные факты, касающиеся конструкции и механизма действия запорных клапанов и мощности вакуумных насосов (невысокий рыжий человек, большой эрудит). Или покататься по залу в подвешенных к монорельсу машинках. Или посмотреть двадцатиминутный фильм «Лики Космоса — понемногу о многом», в котором вместо обычной фонограммы текст читал помещенный внутри экрана живой диктор.

Посетители поднимались на возникающие на стенных экранах горы в кабинах подвесной дороги и могли сами попробовать управлять огромными, похожими на клешни захватами машин, используемых для добычи угля во внеземных условиях.

Те, кому было особенно любопытно, подолгу задерживались в одном месте. Они больше стояли и вели себя тише. В общем потоке они образовывали сверкающие бликами заводи…

— Ну что, интересно было бы как-нибудь отправиться туда самому?

Мальчик обернулся, опираясь на костыли, оглядел заговорившего с ним подполковника.

Высокий мужчина в военной форме. Продубленная на солнце, загорелая кожа, темные глаза, коротко подстриженные усы и маленькая дымящаяся трубка из красноватого дерева были самыми запоминающимися деталями в его внешности, не считая безупречно пошитого, с иголочки мундира.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Ты как раз в том возрасте, когда человек начинает задумываться о будущем. Свой жизненный путь надо рассчитывать заранее. Если не продумать все наперед, можно и к тридцати оказаться не у дел.

— Я много читал…

— Конечно. В твои годы все много читают. Но сейчас ты видишь модели — пойми, всего только модели — того, что есть в настоящей жизни. Это все наши форты на границе с неизвестным, и граница эта велика. По книжкам нельзя научиться чувствовать.

Вагон монорельсовой дороги со свистом промчался через Зал над их головами. Офицер указал на него трубкой.

— Даже это — совсем не то, что скатиться по ледяному склону Большого Каньона.

— Значит, виноваты те, кто сочиняет книжки, — заявил мальчик. — Любой человеческий опыт может быть расшифрован и описан хорошим писателем.

Офицер покосился на него.

— Что-то я не совсем понял, сынок.

— Я хотел сказать, что если вы не находите в ваших книжках того, что хотите, это не вина материала.

— Сколько тебе лет?

— Десять.

— Да, для своих десяти ты смекалистый. Мальчик пожал плечами, поднял один из костылей и указал в сторону Галереи.

— Хороший художник может в своей картине выразить в сто раз больше, чем эти огромные переводные картинки.

— Но это действительно отличные фотографии.

— Конечно, замечательные. И, наверное, дорогие. А настоящий художник мог бы воспроизвести любую из этих сцен, и это не стоило бы ему ни копейки.

— Художники туда еще не добрались. Сначала идут землепроходцы, а уже потом — культура.

— Тогда почему бы не изменить ситуацию и не пригласить нескольких художников? Они могли бы помочь вам найти хороших землепроходцев.

— Хм, — сказал подполковник. — Интересная мысль. Может, пройдемся немного вместе? Посмотрим еще виды?