Миры Роджера Желязны. Том 2
Шрифт:
Даргот опять встает на дыбы.
И тут впервые он заговаривает.
— Пора, Вэйким, пора! — говорит он. — Даргот становится первым слугой Анубиса.
Молнией падают вниз его копыта, но Вэйким ловит на лету металлические ноги, каждую из них он хватает рукой примерно посередине. Низко согнувшись, он гасит движение, и теперь его губы кривятся, обнажая стиснутые зубы, ибо Даргот застыл над ним, обездвиженный посреди своей атаки.
Вэйким смеется; резко выпрямляясь, он выталкивает вверх на вытянутые руки схваченные
— Глупец! — говорит он, и голос его странно изменился. Это слово, как удар большого железного колокола, разносится и звенит по всему Залу. Среди мертвых прокатывается тихий стон, с таким же они вставали из могил.
— Ты говоришь «пора»? Ты говоришь «Вэйким»? — и он смеется и шагает вперед под падающие копыта.
— Ты не знаешь, что говоришь! — и он обхватывает руками огромный металлический торс, и копыта беспомощно колотят его по спине, хвост-хлыст с щелканьем и свистом хлещет по плечам, оставляя на них кровавые полосы. Его руки находят удобное место между заостренными позвонками, и он сдавливает неподатливое членистое металлическое тело, тесно прижимая его к себе.
Ручищи Даргота нащупывают его шею, но большим пальцам никак не дотянуться до горла, и напрягаются шейные мышцы Вэйкима, рельефно вырисовываются, когда он чуть сгибает колени и сжимает противника.
И так, замерев, стоят они одно бесконечное мгновение, и отсветы пламени сражаются с тенью на их телах.
Затем одним титаническим движением Вэйким поднимает Даргота над землей, поворачивается и отшвыривает его от себя.
Ноги Даргота бешено молотят по воздуху, когда он переворачивается в полете. Позвонки его встают и опадают, щелкает извивающийся хвост. Он пытается прикрыть лицо руками, но с грохотом рушится у подножия трона Анубиса и так и остается там лежать, его металлическое тело сломано в четырех местах, а голова раскололась о ступеньку, ведущую к трону. Вэйким оборачивается к Анубису.
— Достаточно? — спрашивает он.
— Ты не использовал фугу времен, — говорит Анубис, даже не посмотрев вниз на оставшиеся от Даргота обломки.
— Не было надобности. Не так уж он был и силен.
— Он был силен, — говорит Анубис — Почему ты смеялся, почему вел себя так, будто сомневаешься в своем имени, когда с ним бился?
— Не знаю. В какой-то миг, когда я понял, что победить меня невозможно, я почувствовал себя словно бы кем-то другим.
— Кем-то без жалости, страха и упрека?
— Да.
— Ты и сейчас чувствуешь это?
— Нет.
— Почему же тогда ты перестал звать меня Хозяином?
— Жар битвы ударил мне в голову и заслонил на время правила этикета.
— Ну так исправь немедленно свою оплошность.
— Хорошо, Хозяин.
— Извинись. Смиренно проси прощения. Вэйким простирается на полу.
— Прошу прощения, Хозяин. Смиреннейше.
—
— Пусть вновь тешат меня песни и танцы! Пусть льется вино и звучит смех, дабы отпраздновать дар имени в этот Канун — Канун Тысячелетия Вэйкима! Пусть уберут остов Даргота долой с моих глаз!
И все так и происходит.
Когда утоляет Вэйким голод и кажется, что до скончания века будут длиться песни и пляски мертвых, взмахивает Анубис рукой, сначала налево, потом направо, и в ответ колонны, кажется, втягивают в себя языки пламени, а с языка Анубиса слетают слова:
— Забери их назад. Принеси обратно мой жезл. Вэйким встает, отдает необходимые приказания, уводит мертвых из Тронного Зала.
Стоит им пройти мимо, и столы исчезают между колонн. Поднявшийся ветер теснит полог дыма под потолком. Однако прежде чем обвисший серый балдахин начинает расползаться, гаснут последние факелы, и весь Зал освещают лишь две жаровни, пылающие по бокам от трона.
Анубис глядит во тьму, и, подчиняясь его воле, сплетаются лучи света в картину, и еще раз видит он, как падает Даргот, рушится к подножию трона и замирает там в неподвижности, а рядом стоит тот, кого нарек он Вэйкимом, стоит, осклабившись, как череп, и на миг — обманчиво блеснуло пламя? — виден знак у него на челе.
Далеко, в огромной зале, где свет, тусклый и оранжевый, дрожит по углам, а мертвые укладываются обратно на незримые катафалки над их отверстыми могилами, слышит Вэйким слабый отголосок, то чуть нарастающий, то стихающий вовсе, и не схож этот звук ни с чем, что доводилось ему слышать до тех пор.
Он кладет руку на жезл и спускается с возвышения.
— Старик, — говорит он тому, с кем разговаривал ранее, тому, чьи волосы и борода замараны вином, а часы в левом запястье остановились, — старик, услышь меня и ответь, если знаешь, что это за звук?
Немигающие глаза пялятся вверх, мимо Вэйкима, губы шепелявят:
— Хозяин…
— Я здесь не Хозяин.
— …Хозяин, это всего лишь воет пес.
Тогда возвращается Вэйким на возвышение и предает их всех могиле.
Потом свет гаснет, и жезл ведет его сквозь тьму по предначертанному пути.
— Я принес твой жезл, Хозяин.
— Встань и подойди.
— Мертвые возвращены, куда должно.
— Очень хорошо. Вэйким, мой ли ты человек?
— Да, Хозяин.
— Ты подчиняешься моим приказаниям, ты готов послужить моей воле?
— Да, Хозяин.
— Вот почему ты — мой посланник в Срединные Миры и за их пределы.
— Я должен покинуть Дом Мертвых?
— Да, я посылаю тебя отсюда с поручением.
— Поручением? Каким?
— Это долгая история. Ведомо ли тебе, что много в Срединных Мирах людей очень и очень старых?
— Да.
— А некоторые даже вневременны и бессмертны?