Миры Создателей. Вик и Софи
Шрифт:
Я не мог поверить, что отец обо всем этом умолчал! Нам с братьями он говорил совершенно другое, и в том числе про смерть мамы! Злость и обида снова разожгли мою грудь. Я резко встал из-за стола, откинув клавиатуру, и направился в гостиную. На бархатной софе вальяжно лежал с книжкой в руках Лекс.
– Ты не видел случайно отца? – кипя от злости, спросил я у него.
– Если ты собираешься опять устроить перепалку, то нет, не видел, – отстраненным голосом ответил брат, не отрываясь от книги.
– Это срочно, Лекс! Где он? – едва сдерживался от крика я.
Лекс выглянул из-за старого цветного
– Да, похоже на то, – все тем же тоном ответил он. – Отец разговаривает со Стасом, кажется, в кабинете.
Затем он перелистнул страницу и его внимание снова переключилось на книгу. Я быстрыми и широкими шагами направился к кабинету отца.
– Вот и все Стас. Такие чернила ты вряд ли уже где-нибудь встретишь, – произносил отец, улыбаясь брату, когда я резко открыл дверь и вошел. – Что за манеры, Виктор? Я разве учил тебя врываться в кабинет без стука, – недовольным голосом спросил он.
Стас удивлено уставился на меня, отходя в сторону и освобождая дорогу отцу.
– А мне интересно, какие манеры дают тебе право врать нам о нашей родной матери! – яростно бросил ему я.
– Да как ты смеешь! – взорвался отец.
– Как ты можешь меня в чем-то упрекать, когда сам вынуждаешь своими же действиями относиться к тебе таким образом?! Ты всю свою жизнь провел во лжи! Ты не достоин ничего уважительного! Как ты мог соврать нам о ее смерти?! Как мог закрыть дело ее жизни, отправить на свалку со всеми светлыми воспоминаниями? Я не понимаю, как она вообще вышла за тебя замуж! Твоей единственной заботой всегда была лишь работа, еще с детства помню, как днями и ночами ты пропадал в этом чертовом кабинете за кипами бумаг! – кричал я, душимый гневом и обидой.
Отец, огорошенный вылившимися на него обвинениями, застыл с каменным лицом и одной рукой опирался о стол. Стас непонимающими глазами смотрел то на меня, то на него.
– О чем он говорит, пап? – произнес брат, догадываясь до сути.
– Ты будешь продолжать все скрывать? – не унимался я. – Не ожидал, что кто-то когда-нибудь узнает правду? Ты – трус, просто сбежал от всего, от воспоминаний, от людей которые ее знали и скорбели, от жизни, в которой она всегда присутствовала! Сбежал от нее!
– Ты не знаешь о чем говоришь! – прокричал отец, резко отмахиваясь рукой. – Тебе не понять всего, ты еще слишком юн!
– Такие понятия как предательство и лживость в школе мы уже проходили, – парировал я.
– Что опять за шум? – раздался позади меня голос Лекса.
Я обернулся и картинно развел руками:
– Полюбуйся крахом пирамидной лжи нашего прекрасного папочки! Так как вся семья в сборе, не будем откладывать в долгий ящик! Разберем все здесь и сейчас!
Я отошел и дал Лексу войти в кабинет, затем закрыл за ним дверь и оперся на нее спиной. Отец, молча, продолжал стоять в той же застывшей позе, и лишь дрожащая ладонь выдавала его волнение.
– Ну и что здесь происходит? – вопросительно посмотрел Лекс, сначала на Стаса, потом на меня.
– А то, что оказывается наша мама, сгорела в этом доме! О чем, видимо, наш отец забыл упомянуть, предложив сюда вернуться. А еще он забыл нам рассказать, что мама спроектировала и построила здесь школу, при помощи средств фонда, который сама же и создала! Она также помогала
Я подошел к отцу чуть ближе и заглянул ему в глаза:
– Мы же двадцать раз на этой неделе проезжали мимо этих садов, и ты ни разу даже не упомянул о том, кто их создал! Почему ты вообще никогда и ничего нам не рассказывал?
Затем я отвернулся и обратился уже к братьям:
– И я уверен, что это – всего лишь вершина айсберга, которую я узнал за час, проведенный в интернете!
– Папа, это все – правда? – недоверчиво посмотрел Стас на него.
Но он продолжал молчать.
– Отец! – окликнул его обеспокоенный Лекс.
Тот поднес руку ко лбу и медленным движением провел ею по волосам. Затем он подошел к минибару и достал оттуда бутылку элитного виски, налил себе полбокала и сделал пару глотков.
– Это правда, ваша мать выросла в этом городе и отдала ему немало своих чудесных талантов и сил. Она была богата, но не страдала манией сорить деньгами. Она любила простоту, любила людей, обладала врожденным чувством справедливости, от этого и ее страсть к благотворительности. Ее идеи были так масштабны и невообразимы… но у нее была такая странная уверенность, что все получится, что все будет хорошо! Я не закрывал ее фонд, я закрыл лишь этот интернат, остальные учреждения под его патронацией действуют до сих пор. Смерть вашей мамы стала ударом для всех и для меня – самым большим ударом в жизни… Я не мог отдавать школе все то, что отдавала она, я жить здесь не мог! У меня просто не было сил смотреть на все эти вещи, стены, этих людей, – с болью в голосе произнес отец.
– Папа, но ты же говорил, что она погибла в автокатастрофе! – ошарашенный новыми фактами, изумился Стас.
– Так было проще объяснить ее уход из жизни. Вы были так малы! Представление о мгновенно ушедшей матери лучше, чем представление о сгоревшей заживо, – прискорбно заверил он.
– Как это произошло? – боясь услышать ответ, спросил я.
Отец грозно посмотрел на меня.
– Я не хочу об этом говорить сейчас, оставьте меня одного.
Но никто из нас не сдвинулся с места.
– Я хочу побыть один, оставьте меня! – уже приказным тоном сказал он.
– Я не буду учиться в гимназии, которую ты нам выбрал! Я пойду в гимназию №6, где училась моя мама, – заверил его я и покинул кабинет.
Оказавшись в своей комнате, я снова сел за компьютер в надежде узнать больше о школе-интернате и о маминых проектах. Помимо заметок о созданном ею фонде, я также нашел несколько юношеских фотографий мамы. На тех, что сохранились у нас после пожара, ей было около 25 лет, за ее плечами был определенный жизненный опыт и трое маленьких детей, а с этих фотографий на меня смотрела юная девушка, полная надежд и жажды жизни. Я распечатал на цветном принтере одну понравившуюся мне больше всех фотографию и вложил в рамку, поставив рядом с компьютером. На рабочем столе я создал папку с именем Роксана и забросил туда всю найденную информацию о маме с ее снимками. В коридоре послышались приближающиеся шаги, и через несколько мгновений в мою дверь постучали. Я открыл и увидел на пороге Стаса. У него был печальный вид.