Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств
Шрифт:
В доме все было непривычное: не было постелей, не было запахов жилья, внутри было пусто, темно, неприятно. Нава понюхала воздух.
— Здесь вообще никогда не было еды, — сказала она с отвращением. — В какую-то ты меня глупую деревню привел, Молчун. Что мы здесь будем делать? Я таких деревень никогда в жизни не видела. И дети тут не кричат, и на улице никого нет.
На улице из-под ног между пальцами продавливалась прохладная тонкая пыль, заглушающая звук шагов, и в лесу не ухало и не булькало, как обычно по вечерам.
В следующем доме человек лежал прямо на полу у порога и спал.
— Спит, — сказал я, поворачиваясь к Наве.
— Как же спит, — хмыкнула она, — когда он смотрит!
Я снова нагнулся проверить, и мне показалось, что тот действительно смотрит, чуть-чуть приоткрыв веки. Но только показалось.
— Да нет, спит он, — сказал я. — Пойдем.
Против обыкновения, Нава промолчала. Если бы у меня были силы, я удивился бы, но сил не было. Шатаясь и держась друг за друга, мы блуждали от дома к дому, заглядывая в каждый, везде находя спящих. Все спящие были жирные, потные мужчины, не было ни одной женщины, ни одного ребенка.
Нава глухо молчала, мне тоже было не по себе. У спящих раскатисто бурчало в животах, они не просыпались, но каждый раз, выходя на улицу, мне казалось, что они провожают нас короткими осторожными взглядами.
Мелкие ужастики изредка знобко пробегали по спине. Совсем стемнело, в просветы между ветвями проглядывало пепельное от луны небо, и мне снова подумалось, что все это жутко похоже на декорации в хорошем театре, а еще больше на кинопавильон. Отличные кадры получились бы — блеклая луна, ужастики по спине… Чем бы их изобразить? Музыкой? Здесь с ними резонировала мертвящая тишина. Но усталость высосала все до последней эмоции, до полного безразличия. Хотелось только одного: прилечь где-нибудь под крышей (чтобы не свалилась на сонного сверху какая-нибудь ночная гадость), пусть прямо на жестком утоптанном полу, но лучше все-таки в пустом доме, а не с этими подозрительными спящими. Нава совсем повисла на руке.
— Ты не бойся, — утешал я ее заплетающимся языком. — Бояться здесь совершенно нечего.
— Что ты говоришь? — спросила она сонно.
— Я говорю: не бойся, они же тут все полумертвые, я их одной рукой раскидаю.
Тем более что на второй висела она.
— Никого я не боюсь, — сказала Нава сердито. — Я устала и хочу спать, раз уж ты есть не даешь. А ты все ходишь и ходишь из дома в дом, из дома в дом, надоело даже, ведь во всех домах все одинаково, все люди уже лежат, отдыхают, и только мы с тобой бродим…
Она была права. Я решился и зашел в первый же попавшийся дом. Там было абсолютно темно. Я прислушался, но услышал только сопение Навы, уткнувшейся лбом мне в бок. На ощупь нашел стену, пошарил руками, сухо ли на полу, и лег, положив голову Навы себе на живот. Нава уже спала. «Не пожалеть бы, — шевельнулось недоброе предчувствие, — нехорошо здесь…» Но усталость и безразличие гнули свое: «Ну, всего одну ночь… И дорогу спросить… Днем-то они не спят… В крайнем случае — на болото, воры ушли… А если и не ушли… Как там ребята на Выселках?..
Я проснулся от света и подумал, что это луна. Лиловатый свет падал в окно и в дверь. Интересно, как это свет луны может падать сразу и в окно, и в дверь напротив?.. Да какая, к лешему, луна в лесу над деревней, закрытой куполом крон древесных?! Настоящей луны здесь быть не может!.. А свет так может падать, если на улице специальное освещение… Ночные съемки! — ударила догадка, и тут же в полосе света, падающего из окна, появился силуэт человека. Человек стоял здесь, в доме, спиной ко мне и глядел в окно, и по силуэту видно было, что он стоит, заложив руки за спину и наклонив голову, как никогда не стоят лесные жители — им просто незачем так стоять — и как любил стоять у окна лаборатории во время дождей и туманов, когда нельзя было работать, Карл Этингоф, и я отчетливо понял, что это и есть Карл Этингоф, который когда-то отлучился с биостанции в лес, да так больше и не вернулся и был отдан в приказ как без вести пропавший.
И это вдруг оказалось так естественно: лаборатория, биостанция — все это имело прямое отношение ко мне, я знал, что был там, еще не совсем понял, что там делал, но был и отчетливо помнил эту позу Карла. Я задохнулся от волнения и крикнул:
— Карл!
Карл медленно повернулся, лиловый свет прошел по его лицу, и я с ужасом увидел, что это не Карл, каким он мне помнился, а какой-то незнакомый местный человек. Он неслышно подошел к нам, нагнулся, не размыкая рук за спиной, и стало видно совершенно отчетливо изможденное безбородое лицо, решительно ничем не напоминающее лицо Карла. Он не произнес ни слова и, кажется, даже не увидел меня, выпрямился и пошел к двери, по-прежнему сутулясь, и, когда он перешагивал через порог, я понял, что это все-таки Карл, вскочил и выбежал за ним следом.
За дверью пришлось остановиться и оглядеть улицу, стараясь унять болезненную нервную дрожь. Все изменилось: было очень светло, потому что низко над деревней висело лиловое светящееся небо, все дома выглядели совсем уже плоскими и совсем ненастоящими, а наискосок на другой стороне улицы возвышалось длинное диковинное строение, каких в лесу не бывает, и возле него двигались люди.
Я уже почти не сомневался, что это ночные съемки, но не мог понять, какое я имею к ним отношение. Ясно же, что никакого, потому что оказался здесь случайно. Если бы не дурацкие воры, мы сейчас должны были уже спать с Навой дома, вернувшись из Выселок. И не должны были оказаться здесь. Мы — случайные свидетели съемок. Но почему я так хорошо разбираюсь в этом?
Человек, похожий на Карла, шел один к этому строению, приблизился к толпе и смешался с нею, исчез в ней, как будто его никогда и не было. Я хотел было догнать его, но почувствовал, что ноги у меня ватные и совсем не способны к передвижению. Я удивился даже, как это еще мне удается стоять на таких ногах? Хотел ухватиться за что-нибудь, но ухватиться было не за что, меня окружала пустота.
— Карл, — бормотал я, шатаясь, — Карл, вернись!
Мне казалось, что он связывает меня с таинственным прошлым и вполне может вернуть мне память и объяснить, что здесь происходит.