Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар

Савеличев Михаил Валерьевич

Танк легко преодолевал все препятствия, и Алик постепенно успокаивался, уверенность возвращалась, а настроение постепенно улучшалось. Поль ничего ему больше не говорил и в процесс управления не вмешивался. Ругаться, делать выговоры и таскать за оттопыренные уши этого молодца здесь и сейчас не имело никакого смысла. Приземлились и приземлились. Слава богу, пронесло. Грохнулись. Брякнулись. Сверзились. Танк выдержал. Люди выдержали. Теперь можно не бояться, что какой-нибудь танк, управляемый таким же лихачом, забывшим, что это Пандора, а не Земля, и здесь нет силовых ограждений около каждой ямки, упадет со скал. Полевые испытания показали — свободный двухкилометровый

полет исследовательского танка не оказывает разрушающего воздействия на него и на его экипаж. Разрушающему воздействию подвергается только и исключительно лес. Ну и пусть. Так ему и надо. Пусть хоть раз эта ненасытная глотка попытается переварить то, что ей будет не под силу. Пусть испортит свое безукоризненное пищеварение и наконец отрыгнет все то, что ей не принадлежит.

— Тропа, — сказал Алик.

«Мальчик» миновал поваленный лес, и теперь перед ним возвышалась плотная гребенка леса, переплетенная, перетянутая тугими канатами белесых лиан. Немного левее деревья слегка раздавались, освобождая место для грязной, ухабистой колеи, причудливо вьющейся среди корней и кустов. Окаймляющие ее стволы были ободраны, словно гигантским напильником.

— Тахорги, — сказал Вадим. — Их тропа. Теперь я понимаю, где мы упали. Через километр должно быть болото, затем цепь озер. Деревья там стоят реже, и танк пройдет без труда.

— А мы с тахоргами не столкнемся? — спросил Леонид Андреевич.

Вадим покосился на Мбогу.

— Придется рискнуть. А если что, то, хм, пугнем их огнем.

Мбога молчал.

— А они испугаются? — продолжал допытываться Леонид Андреевич. Гигантские обгрызенные стволы псевдосеквой производили впечатление.

— Не знаю, — честно признался Вадим. — О тахоргах трудно говорить наверняка. Все зависит от того, кто нам попадется. Если самка с молодняком, то это одно, если матерый самец, то другое.

— А что «одно» и что «другое»?

Вадим замялся.

— Леонид, мальчик хочет сказать, что тахорги никогда и ни перед кем не отступают, — пояснил Мбога. — Они прут напролом. И если мы встретим самку с молодняком, то через нас попрут напролом три-четыре особи, а если матерого самца, то только одна. Но очень крупная.

— А, — сказал Горбовский, но больше вопросов задавать не стал.

Танк опустился на землю, вгрызся в нее гусеницами и осторожно двинулся по звериной тропе, которую и тропой было трудно назвать, настолько она была широка. Ветви деревьев над ней тесно переплетались, образуя почти непроницаемый для света свод, концентрирующий, сдавливающий в туннеле темноту и духоту. Снаружи должно было быть очень жарко, градусов сорок, и без системы охлаждения бродить там не доставляло удовольствия, хотя егеря предпочитали никогда не пользоваться такими излишествами, да и туристам рекомендовали лучше пропотеть, нежели отпугнуть потенциальную добычу. Или привлечь кого не надо.

«Мальчик» полз неторопливо, легко подчиняясь малейшему движению пальцев, и Алику просто не верилось в тот неприятный сюрприз, который преподнесла ему машина. Теперь он был вполне уверен в безошибочности своих действий. Пусть на Базе Поль кричит на него сколько угодно и отстраняет от должности, а он будет настаивать на своем: доказывать, что сделал все правильно и причины ЧП нужно искать не в нем, Алике Кутнове, а в танке, а еще точнее — в лесе, потому что не бывает таких случайностей, что почти в одном районе с неба беспричинно рушатся вертолеты и танки. Дрянное место.

Тропа изредка разветвлялась, пару раз ее пересекали мелкие тропинки, но Вадим качал головой, и они

продолжали движение по магистрали. Лес молчал и словно не обращал никакого внимания на вторжение чужаков. Лишь презрительно швырял сухие сучья на лобовое стекло. Тахоргов не было видно. Все молчали. Алик — потому что следил за дорогой, Поль — потому что следил за Аликом, словно ожидая от него нового сюрприза, Вадим — потому что сверялся с картой, а Мбога — потому что следил за лесом. Горбовский молчал просто так.

Лес настораживал Мбогу. Это было интуитивное чувство потомка пигмеев из далекого Конго, ощущение копящейся опасности, нагнетаемого напряжения, словно за пределами лесного свода повисла мрачная черная дождевая туча, утыканная гигантскими молниями, как игольница иголками. Его инстинкты подсказывали, что сейчас необходимо затаиться, присесть за ближайшим стволом, прижав к себе карабин и вслушиваясь в угрожающую тишину, чтобы затем медленно, шаг за шагом, непрестанно оборачиваясь и поводя оружием из стороны в сторону, отступать, отползать от этой стены злой и раздраженной тишины. Мбога наклонился к Алику.

— Нужно остановиться, — попросил он, и Алик беспрекословно заставил танк замереть на месте.

— Что случилось? — завертел головой Поль.

— Пока ничего, — успокоил его Мбога, — но необходимо осмотреться. Вадим, давайте выйдем.

Горбовский с некоторой толикой зависти наблюдал, как Мбога и Сартаков почти беззвучно выскользнули из танка, соскользнули по гладкой броне, замерли, притаились и лишь затем чуть ли не на цыпочках разошлись в противоположные стороны. Леонид Андреевич живо представил их крепко сжатые губы, выпяченные челюсти и горящие глаза.

— Чисто, — доложил Вадим.

— Чисто, — повторил Мбога, — хотя… Нет, подождите… Показалось. Чисто, подтверждаю.

Скафандр мешал неимоверно, и Мбога, несколько воровато оглядевшись, откинул колпак и вдохнул горячий воздух. Пахло бульоном. Обычным куриным бульоном. Крепким, наваристым, вроде даже со специями. Насколько он все-таки отвык от Пандоры. И не только от Пандоры. Ощущение опасности слегка отпустило в этом кухонном благоухании, Мбога захлопнул колпак и повернулся к танку. Заполняя своими чудовищными суставчатыми мослами весь объем вырезанной в стволе псевдосеквойи полости, выставив перед собой шипастые полуметровые клешни, тупо и мрачно глянул на маленького доктора двумя рядами мутно-зеленых бельм гигантский ракопаук во всей своей красе. Это было в высшей степени неожиданно и страшно. При всем своем опыте Мбога первый раз видел подобные повадки у столь неприятной и ядовитой твари.

— Ну, хорошо, — пробормотал он и надавил на курок карабина.

Вадим был уже у танка, когда раздались первые выстрелы. Поначалу ему показалось, что это стреляет какой-то заблудившийся в лесу турист-новичок, совсем ошалевший от здешних красот и открывший беспорядочную и хаотичную стрельбу по вполне безобидным, но юрким маммалозаврам. Но затем Мбога закричал, и Вадим бросился в чащу, прикладом разбивая висячие, липкие корни лиан. Деревья словно специально теснились, прижимались друг к другу необъятными стволами, и Вадиму приходилось выписывать невероятные кривые, падать на живот, чтобы проползти, продраться сквозь еле заметные промежутки. А еще был скафандр, а еще был шлем, и все это жутко мешало. Несколько раз он сильно ударился лицом о спектралит, и окружающий мир усеялся вязкими черными каплями крови. Проклятая мимикрия заработала, и в розовато-оранжевых джунглей невозможно было разобрать, где находится Мбога и откуда доносятся неистовые очереди.