Мисс Марпл из коммуналки
Шрифт:
Обрадовалась. Вот чтоб на месте сдохнуть – обрадовалась!
И о том, как жил, не спрашивала. Приветила крепкого еще старика, обогрела, накормила. А попутно рассказала: переписывалась Лида с московскими родственницами, а потом Марина, дочка, тоже им открытки отправляла. Точнее, не им – Софье. Клавдия так и не простила.
Писали нечасто. Раз в несколько лет примерно. Но вот в письме от девяностых годов говорилось – живут скудно, с воды на хлеб перебиваются. Продали, что могли, да не особенно много чего. Денег на сберкнижках
Воспрянул дед. Лежит шкатулка где-то в стене! Не открылась никому, его ждет…
И засобирался Михей Карпович в Москву…
– Вы бы не курили так много, – воткнулся в мысли голос врача, упаковывающего невдалеке медицинский чемоданчик.
Михей мотнул головой – самое поганое в недавнем мероприятии были часы без курева. До тошноты, до черной ломоты хотелось одного – табачком затянуться!
И бриллиантовые россыпи казались не нужны, когда вот эдакое накатывало!
Приехал хмурый деловитый следователь. Достал бумажки – нуте-с, приступим?
Михей устало потянулся, хрустнул суставами… А ну его к бесу! Нет в жизни фарта!
– Пиши, начальник.
Давно отвыкший удивляться капитан Дулин спокойно рассматривал сидящего через стол кряжистого мужика: дубленая кожа, руки-ухваты, лет двадцать в лагерях отмотал, но – крепок. Не подтверди его возраст паспорт, ни за что бы не поверил, что ухарь восьмой десяток разменял…
Здоровый, черт!
И как его только эти бабульки уложили?
Повезло, наверное.
Когда в три часа ночи на пульт поступил вызов, кэп Дулин, дежуривший в эту ночь, едва не выругался.
– Нападение на сотрудника милиции! – сказал оператор. – Возможен труп.
Но когда назвали адрес, Дулин все же выругался.
Вспомнил, как достались ему старухи из сороковой квартиры – то расследуй им несчастный случай, то за таджиками своими уследить не могут, – но потом припомнил в точности, откуда росли уши недавнего нагоняя, и тут же, не дожидаясь разъездной машины, умчавшейся, как всегда не вовремя, на заправку – а может, к теще, холодные блины подъедать, – сам, ножками, потопал к дому. Благо недалеко. Через дворы минута ходу.
Спешил и думал: это какой же такой сотрудник милиции в три часа ночи старушкам под руку подвернулся?
И в результате размышлений получилось так, что, увидев валяющегося на полу лейтенанта Бубенцова, сильно удивлен Дулин не был. Примерно этого кэп и ожидал.
Но вот следующий фрагмент картины: растрепанная бабулька держала под прицелом пистолета второе распростертое на полу тело – капитану Дулину не понравился очень.
За оружие пришлось даже повоевать.
– Вы вяжите его прежде, вяжите! – указывала бабулька и опасно размахивала стволом. – Алеше мы уже скорую вызвали, а этого – вяжите!
– И кто ж его так? – склоняясь над валяющимся без сознания здоровым мужиком, поинтересовался Владимир Николаевич.
– Я. Бутылкой мадеры.
– А лейтенант?
– Алеша
Наручники Кузнецову Михею Карповичу надели, но позже, когда приехавший врач решил померить пожилому пациенту кровяное давление, снова отстегнули.
И, слушая, как приступил к даче показаний подозреваемый, вначале кэп хотел старушек выгнать или увести Михея в отделение для дачи показаний. Но неожиданно, довольно быстро, понял: любую ложь Михея соседки-кумушки рубят влёт.
– Ты тут не вкручивай! «Впервые оказался, бес попутал», – подбоченившись, наседала Надежда Прохоровна. – Я тебя, почитай, три недели назад в зеркале срисовала!
– Вы видели подозреваемого в этой квартире? – уточнял для протокола следователь Лапин.
Подследственный морщился.
– Да! Шасть за спиной! И к двери!
– Да не к двери, – постанывал Карпович.
В то утро он вышел из комнаты Клавдии в утренних сумерках. Замешкался, убирая на место рухлядь в кладовой, и пропустил удобный час. Хотел незаметно за спиной Надежды Прохоровны на лестницу выскочить, да позабыл о зеркале, попался впопыхах. Юркнул обратно в комнату, пока старуха в себя приходила, и тогда впервые провел весь день в кладовой за тюками одежды.
Благо банок в ней было достаточно, есть куда опорожниться. Да вода в цветочной лейке на подоконнике стояла.
А соседки в тот день кладовую проверяли. И даже свет включали – после этого случая лампочку Михей стал чуть-чуть откручивать, та на длиннющем шнуре с потолка свисала, – но ничего не разглядели. Не поймали.
А ведь Настасья говорила – спят бабки всю ночь! Дрыхнут без задних ног и никакими старческими бессонницами не маются. Одна таблетки молоком на ночь запивает, вторая храпит как лесоруб…
Много чего полезного рассказала ему о бабушках внучка. Радовалась – есть с кем о близких людях поговорить…
А Михей и рад слушать. Подкидывал Настасье вопросики да на ус мотал.
Софья лекарства каждый вечер молоком запивает?
Таблеток туда снотворных!
Впрочем, вначале он туда не совсем снотворные снадобья добавлял… Вначале он стащил у Насти какие-то сердечные пилюли, растолок и в молоко добавил. Думал – прихватит тетушку, увезут в больницу, туда и дорога. Одними ушами в квартире меньше будет.
А помрет… Так не велика потеря. Наследство-то на Анастасию она еще в первый внучкин приезд оформила…
Но не вышло. Молоко то кот вылакал и когти склеил.
– Рассказывай, как у Настасьи ключ стащил! – наседала свидетельница Губкина. – Рассказывай, лиходей!
– Да чё тут рассказывать-то, – пожимал плечами дед.
После смерти Клавдии вернулся он в Пермь. Очень обрадовался, что поселился не у внучки, а в бараке на окраине у стародавнего кореша. Пришел в гости к Насте и давай ее уговаривать: съезди, дитятко, в Москву, проведай родственниц.