Мисс Вайоминг
Шрифт:
– Тебе удобно в таких туфлях? – спросил Джон.
– В этих? Да я могла бы на Альпы взобраться в таких тапочках, – улыбнулась Сьюзен. – Ни один мужчина никогда у меня такого не спрашивал.
– Похожи на итальянские.
– Я купила их в Риме в 1988 году, и они ни разу меня не подвели.
– В Риме? А что ты делала в Риме?
– Снималась в телерекламе соуса для спагетти. Может, видел. Ее крутили тысячу лет. Они потратили кучу денег, чтобы отвезти всех в Рим, а снимали все равно в павильоне, да еще реквизит был весь дрянной итальянский, так что получилось,
– Вот вам киношная экономика.
– Это был не первый мой опыт, но, пожалуй, один из самых странных. А тебе никогда не приходилось заниматься рекламой?
– Нет, я начинал прямо с художественных.
– Реклама – вообще странная штука. Ты можешь годами довольно успешно сниматься в еженедельных телесериалах, и никто про тебя даже не вспомнит, но достаточно появиться в три часа дня в какой-нибудь жуткой рекламе соуса, как люди тут же начнут обрывать твой телефон и вопить: «Я только что видел вас по телевизору!»
Мимо прошел почтальон, и, когда он уже обогнал Джона и Сьюзен, они, не сговариваясь, попытались повторить его размашистую походку, после чего состроили друг другу гримасы.
– Надо отдать ему должное, – сказала Сьюзен, – несмотря на возраст, он неплохо справляется.
– А мне сколько бы ты дала? – спросил Джон.
Сьюзен посмотрела на него:
– Лет сорок. А почему ты спрашиваешь?
– Значит, я выгляжу на сорок?
– Но это же хорошо. Если тебе не сорок, то тогда ты накопил мудрости больше, чем, скажем, бывает в тридцать пять. Это красит мужчину.
– Мне тридцать семь.
– Ты так и не сказал мне, почему спросил.
– Потому что, – ответил Джон, – когда я думаю о том, сколько мне лет, я говорю себе: «Эй, Джон Джонсон, все чувства, какие только можно, ты испытал, и с этого момента будут лишь повторения». Это пугает меня до смерти. Тебе такое никогда не приходило в голову?
– Видишь ли, Джон, жизнь не раз подбрасывала мне такие сюрпризы, что подобные вопросы меня мало волнуют. Но я думаю об этом. Каждый день, правда. – Она посмотрела на него. – Ты можешь не поверить, но сегодня мне исполняется двадцать восемь.
Джон просиял:
– С днем рождения, Сьюзен!
Утрированно изображая дружеский сердечный порыв, Джон потряс руку Сьюзен и с наслаждением ощутил прохладу ее ладони, как будто на ожог, о котором он и не подозревал, наложили целебную мазь.
Непривычно и ново было идти пешком по городу, сквозь который до этого им приходилось только мчаться в металлических капсулах с кондиционированным воздухом, и новизна эта придавала прогулке нечто неземное. Они слышали, как переключаются скорости машин, стремящихся к центру Беверли. До них доносились голоса птиц и шуршание веток. Джон чувствовал себя молодым, как будто он снова стал школьником.
– Знаешь, на что похоже то, как мы ушли из ресторана? – спросила Сьюзен.
– На что? – откликнулся Джон.
– На то, как будто мы вместе сбежали из дома.
Они миновали раскаленный солнцем перекресток, на котором парнишка-латинос с золотой коронкой на переднем зубе продавал карты с адресами кинозвезд.
– Ты
– На «звездную карту»? Да, как-то продержалась года два. При перепечатке меня вычеркнули. Проезжая мимо моего дома, машины сбавляли ход, почти останавливались, а потом снова набирали скорость – и так каждый день и каждую ночь. Просто жуть. В доме стояла хорошая сигнализация, но даже с ней меня несколько раз так напугали, что пришлось на какое-то время перебраться к одному другу. А ты?
– Я не звезда.
В этот момент мимо проехал грузовик с сосисками Оскара Мейера, и все машины кругом дружно загудели, как свадебный кортеж. Набравшись храбрости, Джон спросил:
– Сьюзен, Сью, ты говорила о сюрпризах, так позволь задать один простой вопрос: тебе не кажется, что мы уже встречались?
Сьюзен задумалась, как будто готовилась дать письменный ответ в конкурсном диктанте.
– Я читала о тебе в журналах и видела кое-что по телевизору. Мне жаль, что у тебя не сложилось… ну, тогда, когда ты сбежал и попытался измениться или что-то в этом роде. Правда, жаль. – Шум вокруг стих, и Сьюзен, остановившись перед Джоном, пристально на него посмотрела. Его глаза напоминали сейчас глаза человека, который крупно проигрался и решил уйти из казино. – Я хотела сказать, что тоже здорово устала быть собой. Так что я тебя понимаю.
Джон сделал движение, словно собирался поцеловать ее, но в этот момент сзади них две машины завизжали тормозами в приступе дорожной ярости. Джон и Сьюзен обернулись и пошли дальше.
– Ты была королевой красоты, верно? – спросил Джон. – «Мисс Вайоминг».
– О господи, да. Меня включили в эту гонку лет этак с четырех. Я также была детской звездой на телевидении, «бывшей», невестой рок-звезды, человеком, уцелевшим в авиакатастрофе, и загадкой для публики.
– И ты довольна, что перебывала во всех этих обличьях?
– Я как-то никогда не размышляла над этим, – ответила Сьюзен после минутного раздумья. – Не знаю. Ты хочешь сказать, что можно жить как-то по-другому?
– Не знаю, – ответил Джон.
Они пересекли бульвар Сан-Висент, минуя здания и дороги, с которыми для каждого из них были связаны какие-то истории. Все эти здания теперь казались маловажными и не имели отношения к их жизни. Места, мимо которых они сейчас проходили, о чем-то напоминали: здесь состоялась неприятная встреча, а здесь когда-то обналичивали чек или обедали…
– Ты откуда? – спросил Джон.
– Ты про мою семью? Мы деревенщины из горного района на юге страны. С гор из штата Орегон. Ничтожества. Если бы моя мамаша не сбежала, я бы, наверное, уже была беременна седьмым ребенком от своего братца, и кто-нибудь из домашних выкрал бы младенца, чтобы выменять его на кучу лотерейных билетов. А ты?
– Семейство Лодж из Делавера, «Лоджи – Короли пестицидов», – возвестил Джон низким голосом диктора телевидения. Затем продолжил обычным тоном: – Мой прадедушка с материнской стороны открыл химикат, позволяющий прерывать размножение клещей, от которых страдают кукурузные побеги.