Миссис Крэддок

Моэм Сомерсет Уильям

Кроме того, доктор Рамзи не имеет ни малейшего представления о том, что со мной, и так как я пока не собираюсь покидать этот мир, то считаю, что мне не помешает проконсультироваться у другого врача, который по меньшей мере пропишет мне другое лекарство. Я принимала железо и хинин целыми галлонами и теперь ужасно боюсь, что у меня почернеют зубы.

Поскольку мое мнение целиком и полностью совпало с мнением Эдварда (эта противная миссис Райл называет нас парочкой горлиц, имея в виду, конечно, голубков; ее познания в естественной истории не вызывают у моего милого Эдди ничего, кроме презрения), я любезно согласилась удовлетворить его просьбу, и если вы соблаговолите приютить

меня, я приеду так скоро, как вы только позволите.

Любящая вас,

Б.К.».

Вскоре вернулся Эдвард. Необычайно довольный собой и своей хозяйской смекалкой, он тайком поглядывал на Берту. Крэддок едва сдерживал радостный смех, и если бы не имел привычки всегда вести себя ровно и сдержанно, то непременно отколол бы какое-нибудь коленце.

«С женщинами, как с лошадьми, нужно быть твердым. Когда берешь барьер, сожми колени и не осаживай лошадку, но не забывай держать под контролем, иначе ее понесет. Мужчина всегда должен делать так, чтобы женщина видела: она у него в подчинении».

За ленчем Берта сидела молча, не в силах проглотить ни кусочка. Глядя на мужа, она недоумевала, как можно грубо обжираться, когда твоя супруга рассержена и несчастна. Ближе к вечеру аппетит вернулся, Берта пошла на кухню и съела так много сандвичей, что за ужином опять не притронулась ни к одному блюду. Она рассчитывала, что Эдвард заметит ее отказ от пищи, встревожится и почувствует свою вину, однако тот умял еды за двоих и совершенно не обратил внимания на то, что Берта осталась голодной.

Вечером она заперлась в супружеской спальне. Через некоторое время пришел Эдвард. Подергав за ручку, он сначала постучался, затем попросил Берту открыть. Она не отвечала. Тогда Крэддок постучал громче и снова подергал за ручку.

— Я хочу побыть одна! — крикнула Берта из-за двери. — Мне нездоровится. Пожалуйста, не ломись.

— Что? А где же мне спать?

— Выбирай любую комнату.

— Вздор! — воскликнул Крэддок и без лишних церемоний налег плечом на дверь. Он был силен: один толчок, и старые петли с жалобным скрипом разломились. Смеющийся Эдвард вошел в спальню. — Если ты не хотела меня впускать, надо было забаррикадироваться мебелью!

Берта не желала превращать этот эпизод в шутку.

— Я не буду спать вместе с тобой. Если ты останешься здесь, я пойду вниз.

— Не пойдешь.

Берта встала с кровати и надела пеньюар.

— Значит, проведу ночь на диване, — заявила она. — Я больше не хочу ругаться с тобой и устраивать сцен. Я уже написала тете Полли и послезавтра уезжаю в Лондон.

— Поездка — это хорошо. Я и сам думал о том же. Перемена обстановки пойдеттебе на пользу, — ответил Крэддок. — По-моему, нервы у тебя немного расстроены.

Устраиваясь на диване, Берта бросила на мужа презрительный взгляд.

— Очень мило, что тебя интересуют мои нервы!

— Ты вправду собираешься там спать? — спросил Эдвард из кровати.

— Видимо, да.

— Ты замерзнешь.

— Лучше замерзнуть, чем лежать рядом с тобой!

— Смотри, к утру заработаешь насморк. Впрочем, надеюсь, через час ты заговоришь по-другому. Я выключаю свет. Доброй ночи!

Берта не ответила, а через несколько минут уже раздраженно слушала звучный храп. Неужели Эдвард и впрямь спит? Разве для него не имеет значения, что она отказалась разделить с ним постель и намерена уехать в Лондон? Как ему только не совестно дрыхнуть!

— Эдвард, — позвала Берта.

Ответа не последовало, и все же ей до сих пор не верилось, что муж преспокойно спит, тогда как она не в состоянии сомкнуть глаз. Должно быть, Эдвард притворяется — нарочно, чтобы

разозлить ее. Берта хотела потрогать его, но побоялась, что он с хохотом вскочит. Было действительно очень холодно, и она натянула на себя кучу кофт и покрывал. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не скользнуть обратно в теплую постель. Берта чувствовала себя самой несчастной на свете, а вскоре сильно захотела пить. Что может быть отвратительнее воды из кувшина для умывания, особенно если наливать ее в стакан, пахнущий зубным порошком! Берта сделала несколько глотков, хотя ее чуть не стошнило, а затем принялась мерить шагами спальню, обдумывая свои многочисленные ошибки. Эдвард все так же безмятежно спал. Она кашлянула; Крэддок не пошевелился. Берта перевернула столик — от этого грохота пробудились бы даже мертвые, но Крэддок продолжал ровно дышать. Тогда она посмотрела на постель, прикидывая, не прилечь ли на часок с тем расчетом, чтобы проснуться раньше мужа. Промерзнув до костей, Берта решила рискнуть. Уверенная, что не проспит долго, она приблизилась к кровати.

— Все-таки вернулась? — сонным голосом спросил Эдвард.

Берта испуганно замерла: сердце у нее чуть не ушло в пятки.

— Я пришла за подушкой! — возмущенно воскликнула она. Хвала небу, Эдвард заговорил сейчас, а не мгновением позже.

Берта вновь легла на диван и, устроившись поудобнее, заснула сладким сном. Она проспала до самого утра, а когда проснулась, Эдвард раздвигал шторы.

— Хорошо спалось? — спросил он.

— Я всю ночь глаз не смыкала!

— Лгунишка. Я смотрю на тебя уже целый час.

— Возможно, я забылась сном минут на десять, если ты об этом.

Берта испытывала вполне справедливое негодование по поводу того, что муж застал ее крепко спящей. От этого вся сцена теряла эффект. Более того, Эдвард выглядел бодрым и свежим, как майский день, тогда как она чувствовала себя старой и разбитой и даже не отваживалась посмотреться в зеркало.

В середине утра принесли телеграмму от мисс Лей. Та приглашала племянницу приезжать в любое время и выражала надежду, что Эдвард приедет вместе с ней. Берта специально оставила телеграмму на видном месте, чтобы муж ее обязательно прочел.

— Значит, едешь? — осведомился Крэддок.

— Я уже говорила, что мое слово так же крепко, как твое.

— Что ж, думаю, поездка пойдет тебе на пользу. Как долго собираешься пробыть у тети?

— Откуда мне знать? Может, я вообще останусь у нее навсегда!

— «Навсегда» — серьезное слово, хоть и короткое.

Равнодушие Эдварда ранило Берту в самое сердце. Очевидно, она для него вообще ничего не значит! Он воспринимает ее отъезд как нечто естественное. Говорит, поездка будет полезной для здоровья. Да что ему здоровье Берты! Собирая чемоданы, она все больше падала духом — расстаться с Эдвардом ей представлялось совершенно невозможным. При мысли о том, какая пропасть лежит между любовью, пылавшей еще год назад, и теперешними отношениями, к глазам Берты подступали слезы. Она страстно желала, чтобы нашлось любое, самое слабое оправдание, чтобы отменить поездку, не уронив собственного достоинства. Если бы на прощание Эдвард хоть намеком выказал свою печаль, этого оказалось бы достаточно. Однако вещи были собраны, день и час отъезда определен. Эдвард сообщил мисс Гловер, что его жена покидает Корт-Лейз ради перемены обстановки и что, к сожалению, хозяйственные дела не позволяют ему составить ей компанию. Коляску подали к крыльцу, Эдвард вскочил на козлы. Берту охватило отчаяние: последняя надежда рухнула, она должна ехать. Если бы у нее только хватило смелости признаться мужу, что она не в силах его покинуть! Ей было страшно.