Миссис Марч
Шрифт:
– Джон взял сегодня выходной, чтобы провести немного времени с нами, – пояснила Маргарет, сияя от гордости.
– Это прекрасно, – ответила миссис Марч.
– Это Джонатан? А почему он здесь, когда в школе идут занятия?
– У него серьезно больна бабушка, – вздохнула миссис Марч. – Они с ней очень близки. Я решила забрать его из школы на несколько дней. – Она склонилась поближе к Маргарет и добавила тихим голосом: – Мы думаем, что она протянет не дольше чем до воскресенья, так что… – Она кивнула, когда Маргарет резко вдохнула воздух, и это доставило ей удовольствие. – Возможно, это его последняя неделя с ней.
– О боже! – воскликнула Маргарет. Судя по виду, она была в ужасе. – Мне так жаль. Как мило с вашей стороны дать ему эту возможность.
Миссис Марч улыбнулась и опустила глаза, демонстрируя скромность. Она нарисовала у себя в воображении картину: сегодня вечером Маргарет Мелроуз встречает сына после школы и рассказывает, как видела Джонатана на катке, а потом с печальным видом сообщает ему про больную бабушку и пытается донести до сына, что в следующие несколько недель нужно быть очень внимательным по отношению к Джонатану. Это ставит ее сына в тупик, а потом он робко рассказывает матери правду. Может, если повезет, он и не в курсе точной причины временного отстранения Джонатана от занятий, но миссис Марч знала, что дети – жестокие сплетники, и никакие слухи им доверять нельзя.
– Где Джордж? – спросила Маргарет, ловко меняя тему. – Работает, как я подозреваю?
– А, да. У него очень напряженный график после выхода книги, столько интервью для разных СМИ и все остальное. Да вы сами знаете.
– Мне на самом деле понравилась его новая книга.
– О, а мне еще только предстоит ее прочитать, – выпалила миссис Марч. Она еще не отошла от предыдущей лжи, чувствовала себя изможденной и просто не могла врать снова.
– О, вам следует ее прочитать, – сказала Маргарет и подмигнула. – На самом деле следует.
«На самом деле следует». Миссис Марч смотрела на потрескавшиеся от холода губы Маргарет, когда та произносила эти слова. Потом Маргарет пошла назад к своей семье, а миссис Марч повернулась к катку. Все прекратили кататься. Люди стояли и не мигая смотрели на нее – не только те, кто был на коньках, но и зрители. Все тянули шеи, чтобы посмотреть на нее, встречались с ней взглядом по очереди, отказывались отводить глаза. Они напоминали портреты в музее. Джонатан находился в середине катка и улыбнулся ей, демонстрируя все зубы.
Миссис Марч отшатнулась назад и закрыла лицо руками. Она громко дышала в свои мягкие мятно-зеленые перчатки – в темноте, казалось, было безопасно. Через некоторое время ее дыхание уже звучало как дыхание незнакомого человека.
Услышав чириканье птиц и скрежет коньков по льду, она отняла руки от лица. Каток стал таким, как прежде – много народу, шум, никому нет до нее дела, на заднем плане играет веселая музыка. Она почувствовала облегчение и махнула рукой, чтобы привлечь внимание Джонатана.
– Нам пора домой! – крикнула она.
Когда они уходили из парка, Джонатан хмурился и дулся и отказывался надеть шапку. Маргарет позвала их, но миссис Марч притворилась, будто ее не услышала.
Они шли по парку мимо прогуливавшихся туристов и художников-любителей, писавших акварели. Джонатан показал пальцем на треснувшую пустую бутылку «Вдовы Клико» в урне, но миссис Марч предупредительно прикрикнула на него, чтобы к ней не прикасался.
Миссис Марч краем глаза уловила какую-то фигуру, которая следовала за ними. Изображение было нечетким, как раз на границе поля зрения, вроде метрах в полутора позади. Но каждый раз, когда она поворачивалась, она не видела никого. Дыхание у нее стало тяжелым, беспокойство росло и замедляло шаг, будто она подвернула лодыжку. Она сказала себе, что это паранойя. Она уже много лет боялась его возвращения, с ужасом думала об этом, посеяла у себя в подсознании зерно ожидания – что она столкнется с ним в бакалейной лавке, в цветочном магазине, да где угодно. Она все еще иногда видела его за закрытыми веками – темный силуэт на фоне солнца, с засунутыми в карманы руками.
– Мы можем снова прийти сюда завтра? – спросил Джонатан откуда-то снизу.
– Посмотрим.
На том мужчине была рубашка с короткими рукавами, с вышитыми крошечными теннисными ракетками. Она могла сейчас увидеть эту рубашку между деревьев? Потом она вполне разумно решила, что он не мог надеть ту рубашку в холод. Или он хотел, чтобы она его узнала?
– А мы можем поужинать
– Не сегодня, Джонатан.
– Алек их все время ест.
Миссис Марч дернулась, когда слева от нее послышался треск – веточки ломались под тяжелым ботинком? Она пошла быстрее, не обращая внимания на жалобы Джонатана, который с трудом выдерживал ее темп.
Тогда ей было лет тринадцать. Она не очень хорошо помнила себя в том возрасте, только свои ноги. Как странно помнить их из всего, что можно помнить о себе, но было именно так. До того, как половое созревание изменило ее тело, у юной миссис Марч были длинные и тонкие ноги – она пошла в отца. В то лето они особенно сильно загорели на юге Испании и покрылись мягким светлым пушком. Она помнила Кадис так, словно город приснился ей во сне или она видела его на экране в каком-то фильме – окружающие берег дюны, на которых растут кусты, громогласные босые мужчины, продающие креветок на берегу, набегающие с грохотом волны, блестящая вода. Шум волн был постоянным – низкий и грубый звук, чем-то напоминающий дыхание, не затихал даже ночью. От него было никуда не скрыться.
Когда миссис Марч находилась в Кадисе, дни были длинными, ей было скучно, и она ощущала беспокойство и тревогу. Ее родители преодолели почти шесть тысяч километров и обнаружили, что пляж им не особо нравится. Время от времени они лениво прогуливались вдоль берега (миссис Марч в дурном настроении тащилась сзади, все время отставая), но большую часть времени они молча лежали у бассейна, потягивали «Маргариту» и скрывали под большими солнцезащитными очками свое неудовольствие. Они предлагали ей с кем-нибудь подружиться, но в таком возрасте это не так просто – ты уже не такая раскованная и не стесненная условностями, как маленький ребенок, но тебя еще не желают принимать в компанию взрослых, где правила этикета, по крайней мере, гарантируют минимальную вежливость. Поэтому большую часть дней она хандрила, ощущая внутри пустоту, это давило на нее. Иногда она ныряла в море, но ей при этом становилось не по себе, она постоянно беспокоилась из-за того, что находилось под поверхностью моря – не чешуек, клешней и жал, а свидетельств пребывания в воде других купальщиков: пластырей с пятнами и теплой мочи. Вечер доносил до нее болтовню и периодические крики тех, кто плавал рядом. После полудня она скрывалась от солнца в гостиничном номере, время от времени спускалась в холл, чтобы посмотреть книги, которые другие постояльцы оставили на полках. Иногда она примеряла соломенные шляпы, которые выставлялись на металлических подставках в сувенирном магазине. Все телеканалы у нее в номере оказались немецкими, и, похоже, все туристы приехали из Германии. Мужчины носили обтягивающие шорты, которые мало что закрывали, а у женщин были такие светлые волосы, что казались почти белыми. Спины и бедра у них быстро становились розовыми на солнце, на сгоревших телах выделялись полоски от купальников.
По вечерам в море выходили рыбацкие лодки, их огни мелькали на фоне лососевого и лавандового горизонта. Ей казалось, что она видит кого-то большегрудого, то появляющегося, то исчезающего в воде на весьма приличном расстоянии от берега. Это заставляло ее беспокоиться, но она каждый раз понимала, словно в первый раз, что это только буй.
Она впервые заметила, как тот мужчина ее рассматривает, на гостиничной террасе (в дальнейшем она пришла к выводу, что и раньше его видела, но осознала это только позднее). Терраса выходила на пляж, ее окружали пальмы, которые снизу подсвечивались, их стволы по фактуре напоминали ананасы. Миссис Марч закончила ужинать, но родители все еще продолжали сидеть, что-то брали со шведского стола. Музыканты играли фламенко, пели, хлопали в ладоши в такт, а женщина с копной волос и болезненным выражением лица танцевала, отстукивая каблуками по полу. В воздухе слышался смех, чувствовалась праздничная атмосфера. У нее при виде происходящего создалось впечатление, что все вокруг нее находятся под действием наркотика или гипноза, и поэтому участвуют во всем этом. Ее родители подружились с молодой парой и уже несколько дней пили вместе с ними. Ее раздражало, что обычно холодная и сдержанная мать смогла вдруг стать настолько дружелюбной, что с кем-то так близко сошлась менее чем за неделю.