Миссис По
Шрифт:
– Опять он, – пробормотал преподобный Гризвольд.
Мисс Линч уже бросилась к дверям, чтоб приветствовать нового гостя, но ее опередила мисс Фуллер. Мистер По холодно наблюдал, как она трясла его руку. Любезно кивнув мисс Линч, он позволил журналистке повлечь его за собой; мисс Фуллер что-то оживленно говорила ему, позвякивая экзотическими серьгами.
Я перевела взгляд на преподобного Гризвольда, перечислявшего авторов, которые должны будут войти в его новый сборник.
– И все они – мои хорошие друзья, – сказал он в заключение. – Я стараюсь как следует узнавать своих авторов,
Я улыбнулась. Мое внимание, однако, было приковано к мистеру По, который пытался отделаться от мисс Фуллер.
– Вы окажетесь в замечательной компании, мадам, – сказал преподобный Гризвольд. – Мистер Лонгфелло, мой близкий друг, уже пообещал мне свои новейшие произведения. Я полагаю, что он – величайший поэт нашего времени, что бы там ни говорил мистер По.
– А что именно я сказал? – негромко спросил мистер По, останавливаясь рядом с ним.
Лицо преподобного Гризвольда из розового стало малиновым.
– Вы напрасно черните мистера Лонгфелло, сэр. Ия… я очень рад, что вам задали трепку на страницах «Миррор» за то, что вы обвинили Лонгфелло в плагиате! Вы в полной мере ее заслужили.
– Возможно, так оно и есть. – Мистер По повернулся ко мне и протянул цветы. – Это вам. От моей жены.
Я заставила себя успокоиться.
– Поблагодарите ее от меня.
Преподобный Гризвольд нахмурился, когда я понюхала букетик. Меня поразило, что такие простенькие белые цветочки источают такой сильный чарующий аромат.
– Она собрала их за городом, – тихо сказал мистер По. – Сегодня утром мы прокатились до нашей старой фермы. Нам удалось даже устроить маленький пикник до того, как погода испортилась.
– Это должно было ее приободрить. – Я всмотрелась в толпу. – Она здесь?
Виолончелист снова начал играть. Мистер По покачал головой:
– Боюсь, она слишком утомилась днем.
– Послушайте, – сказал преподобный Гризвольд, – мы тут беседовали…
– О, я не понял. Мне показалось, что миссис Осгуд собиралась вас оставить. – Он предложил мне руку. – Миссис Осгуд?
Я кивком подтвердила, что хочу уйти, и смущенно приняла руку мистера По. Я ощущала его мускулы своей затянутой в перчатку рукой и изо всех сил старалась заглушить это ощущение.
Когда мы отошли на несколько шагов, он спросил:
– Куда вам хотелось бы пойти?
– Чем дальше, тем лучше.
Мы пересекли комнату, кивая знакомым, но не останавливаясь. Когда мы выходили из гостиной в переднюю, я чувствовала спиной любопытные взгляды.
– Уже достаточно далеко?
– Еще нет.
Пройдя по коридору, мы оказались в укромном, уставленном книгами уголке под лестницей. Он был освещен одинокой лампой, стоявшей на покрытом салфеткой столике. Мистер По усадил меня на единственный стул, и я почувствовала напоминающие о прошлом запахи горящего китового жира и старой бумаги. Издалека доносилась тоскливая песнь виолончели, сверху журчал женский голос, становясь то громче, то тише, – там дети слушали сказку.
– А теперь достаточно далеко?
Я выдавила улыбку:
– Думаю, да.
Он
– Как вы узнали, что мне хочется сбежать?
– Это понимали все, кроме Гризвольда.
– Боже, неужели я настолько прозрачна?
– Нет, это он настолько невыносим.
Мы обменялись короткими улыбками. Потом я, не зная, куда девать глаза, понюхала подснежники. Мистер По разглядывал книги, словно в поисках какой-то определенной. Внезапно он сказал:
– Я рад, что мы нашли минутку, чтобы поговорить. Я много думал о нашем предыдущем разговоре.
Я подняла глаза.
– О том, чтоб пригвоздить душу к холсту.
Я засмеялась:
– Боюсь, сейчас это прозвучало довольно мрачно. – Он спокойно смотрел, будто ожидая, чтоб я настроилась на серьезный лад. – Пожалуйста, продолжайте, – сказала я. Знает ли он, как тревожит меня взгляд его глаз, в окантовке темных ресниц.
– Несколько лет назад я написал рассказ, – сказал он, – «Овальный портрет», о художнике, который писал портрет своей молодой жены. Та день за днем позировала мужу, потому что он старался сделать свою работу безупречной. Понимаете, он хотел добиться того, что не удалось еще ни одному художнику: чтоб в портрете была подлинная жизнь. Он работал неделями, месяцами и вот наконец увидел, радуясь и не веря своим глазам, что портрет стал таким же живым, как его прекрасная возлюбленная. Казалось, ее душа воплотилась в этой картине. Он поворачивается к жене, чтобы поделиться ликованием от этой неслыханной удачи и показать свой шедевр. Но, увы, она мертва.
По спине у меня пробежала дрожь.
– Теперь вы понимаете, почему ваше заявление так меня впечатлило, – сказал он. – Ведь я фактически написал об этом рассказ.
– Это совпадение.
– Так ли? Уверен, большинство сочтет, что так оно и есть. Но найдутся и те, кто скажет, что это вовсе не совпадение, а свидетельство взаимодействия двух душ.
– Я не уверена, что верно вас поняла.
– Да и кто понял бы, по правде говоря? Во всяком случае, до конца. В мире не существует слов, обозначающих те области, частью которых являются наши души. Тем не менее, мы плаваем в субстанции этих иных измерений, они текут в нас, сквозь нас, над нами, омывая нас своим светом. Время от времени перед нами брезжат их проявления. Станем ли мы игнорировать их, противиться им? Или мы их примем?
– А у нас есть выбор?
– Да.
Я понюхала подснежники, и сердце мое забилась быстрее.
– Что, если человек их примет? Что тогда?
– Тогда он встретится с ними лицом к лицу.
Я медленно подняла на него взгляд. Он ждал этого.
Ничто в моей прошлой жизни не подготовило меня к тому, чтобы так глубоко, так непосредственно воспринимать другого человека и противиться этому восприятию, так проникнуться чьей-то сутью, как я сейчас прониклась его. Я ощутила боль и радость мужчины, что возвышался надо мной, и в тот же миг меня настигло потрясение от такого обнажения самого сокровенного в его внутреннем устройстве. Слишком много для меня, слишком тяжело.