Миссия доброй воли
Шрифт:
– Шуча! – взревел оборванец, выкатывая глаза, и от этого вопля повеяло ледяной ненавистью. Шерсть на его загривке встала дыбом. – Шуча! Апама’шим!
Растопырив лапы, хаптор прыгнул и нанес сокрушительный удар. Эрик едва успел увернуться, и громадный кулак пронесся мимо, расколов кувшин с остатками спиртного. Петрович резво вскочил и замахнулся табуретом, но на плечах оборванца уже повисли Шахут’гра и двое щуплых в пестрых хламидах. Гигант стряхнул их резким движением плеч. Прислужник и щуплые разлетелись точно три снаряда и врезались в стены. Шахут’гра попытался встать, дрыгнул ногой,
Петрович дернул Эрика за рукав и потащил под стол. Стол был очень прочным и высоким – сидя на полу, они не доставали головами до столешницы. Иногда сверху что-то с грохотом валилось, стол содрогался, но держал удар. Окрест их убежища слышались рев, рычанье и хриплые вопли, мелькали огромные башмаки, а иногда – рожа поверженного на пол. Впрочем, никто не обращал внимания на людей. Атаковавший их оборванец спускал пар, сражаясь с собратьями.
– Надо бы зафиксировать эту свалку, – сказал Эрик, потянувшись за камерой. – Хурцилаве и Шошину будет интересно. Редкие кадры!
– Сиди и не высовывайся, – велел Петрович и вытащил из кармана шокер-парализатор. – Что тут редкого! Шошин, как и я, ветеран войны, и всяких драк мы нагляделись по горло. – Он уселся поудобнее и, перекрывая шум, начал: – Помню сражение за Москву... Это такая планетка на границе сектора, никому не нужная, но хапторы ее заняли, а отбить полагалось из соображений престижа. Из-за названия, понимаешь? Был бы этот планетоид Каиром или там Мадридом, и черт с ним... Но ни один враг не похвастает, что захватил Москву! – Чья-то битая физиономия сунулась под стол, и Абалаков ткнул в нее парализатором. – Так вот, сбросили туда ваальских десантников и пару сотен УБРов...
– УБР – это что такое? – спросил Эрик.
– Универсальный боевой робот. Ты слушай, не перебивай! Не УБРы главное, а молодцы с Ваала! Они в атаку с лопатками ходят. Такие у них саперные штуковины, заточенные, как бритва, на коротком черенке и...
Снаружи что-то сверкнуло, озарив подвал фиолетовым сиянием. С потолка посыпались камни и штукатурка, что-то тяжелое грохнуло по столу.
– Ого! – сказал Петрович, прервав рассказ. – Это, друг мой, лазер. Хорошо, что мы в надежном месте. Крепкий стол – лучшее убежище для дипломата.
Кто-то повелительно рявкнул, и внезапно наступила тишина. Затем снова раздался тот же голос.
– Что он говорит? – спросил инженер, поправляя в ухе шарик транслятора.
– Говорит, чтобы проклятые хуси-хуси поко успокоились, не то все будут вскрыты, а их мясо сожрут синие черви.
– Слова человека власти! То есть хаптора, – сказал Абалаков. – Пожалуй, можно выбраться из-под стола.
Что они и сделали.
Картина разрушений была такова, словно по подвалу прокатилось торнадо: табуреты разнесены в щепки, в потолке зияет изрядная вмятина, пол засыпан штукатуркой и битой посудой, от кувшинов с горячительным остались одни
– Эту падаль вон! – Он ткнул стволом в великана. – Все прибрать, ублюдки! Быстро! Потом можете убираться!
Посетители засуетились. Кто тащил оборванца прочь, кто сгребал обломки, кто волок по полу агрегат, с гулом и чмоканьем всасывающий пыль. Шахут’гра принес табуреты, расставил у стола, заменил разбитый кувшин новым и доложил, что птица в печи не пострадала, готова птичка, можно подавать. Но Эрик велел служителю не торопиться.
Едва они устроились на табуретах, как к столу подсел плечистый в коричневом. Оружия в его лапе уже не было; вероятно, спрятал под просторным одеянием.
– Ашинге ждут Шихерен’бауха? – осведомился плечистый. Голос у этого хаптора звучал на удивление тихо; не верилось даже, что минуту назад он орал и рявкал.
– Пха известны такие подробности? – не без удивления произнес Эрик.
– Известны. – Приложив лапу к подбородку, плечистый представился: – Пха Шаххаш’пихи из Куршутбаима, тэд’шо и ваш оберегающий. Мой долг – следить, чтобы в городе с ашинге ничего не случилось. Долг Шихерен’бауха – оберегать вас в жилище.
– Какой приятный парень! И какой открытый! Сам подошел и признался, что служит в охранке, – сказал Петрович и разлил по кружкам. – Выпить надо за знакомство. И, разумеется, за процветание.
Эрик перевел, и они выпили. Очевидно, у хапторов не было правила, запрещающего пить на службе.
– Слышал я, хоть ашинге ростом невелики, но устойчивы к опьяняющим веществам, – заметил Шаххаш’пихи. – Это какая-то особенность вашего метаболизма? Или генетическое свойство?
– Какой интеллигентный офицер! Какие слова знает! – снова восхитился Петрович. – Стыдно ему отвечать на моем убогом альфа-хапторе. Переведи, Эрик. Скажи, что это наше свойство – результат борьбы за существование в условиях сурового климата.
Эрик снова перевел. Шаххаш’пихи полюбопытствовал, насколько суров климат на Земле, и вежливо поудивлялся, услышав, что реки замерзают и часть Мирового океана покрыта льдами. Затем он повернулся, оглядел кхаш, убиравших мусор хапторов, переломанные табуреты и вдруг рявкнул зычным командирским голосом:
– Трудитесь усердней, ленивые твари! Пеше пару!
– Это что-то новенькое, – насторожился Петрович. – Транслятор такое не переводит.
– Идиома, – пояснил Эрик. – Примерный смысл – раскатать яйцо. В блин раскатать, в нечто тонкое и плоское.
– Понятно, – сказал Абалаков. – Только почему яйцо, а не яйца? Раскатывать, так уж все вместе! Спроси-ка его.
– Здесь одно, – сообщил в ответ Шаххаш’пихи, приложив огромный кулак к низу живота. – Всегда одно, только одно. У тэдов одно и у пасеша.
– У нас два, – заметил Эрик.
Офицер Куршутбаима сделал основательный глоток и пробормотал:
– Два? Кажется, я мало осведомлен в физиологии ашинге... – Внезапно он ударил кулаком о кулак и захрипел, забулькал в приступе веселья: – Два! Два, покарай меня Владыка Пустоты! Теперь я понимаю, отчего вы нас победили!