Миссия невыполнима (сборник)
Шрифт:
Зато потом – во время воздушной битвы за Британию – он оторвался на фрицах по полной. Герман Геринг – главный летный немецкий фашист и жирный упитанный боров в одном лице – даже объявил его отца в международный розыск и назначил за его голову награду – двадцать рейхсмарок, что было по тем временам баснословной суммой – на нее можно было свободно купить полфунта превосходного эрцзац-кофе. Отец сбивал немецкие самолеты целыми авиаполками. Бывали дни, когда остальные британские летчики вообще не поднимались с аэродромов – влетал только самолет отца. Его бесстрашный истребитель буквально рвал на части немецкие бомбардировщики и со скоростью свирепой, одичавшей от постоянного воздержания гончей кидался на истребители
Именно во время битвы за Британию счет отцовских побед перевалил за тысячу. В воздухе его самолет можно было легко узнать – вместо хвостового оперения у него болтался специально изготовленный фанерный щит, на котором авиатехники старательно рисовали по одной американской звездочке за каждый сбитый самолет. Рисовать звездочки на фюзеляже перестали еще в Польше – просто не хватало места. Так что щит пришелся весьма ко двору.
А к моменту нападения на Иванов размер щита со звездочками достиг размера четыре на шесть метров и был виден издалека. Немецкие так называемые ассы панически боялись встретить на своем пути самолет отца, украшенный фанерным щитом со звездочками. Считалось, что такая встреча влечет за собой немедленную смерть. И так оно и было. В итоге – после того, как отец героически очистил небо Англии от фрицев – они решили больше не
искушать судьбу и прекратили активные боевые действия на западном фронте и напали на Иванов, а отец уехал на заслуженный отдых назад в Америку. Здесь его встречали, как национального героя, и даже подарили за проявленное мужество десять долларов от спонсора – одной компании по изготовлению гробов для военнослужащих.
В то время как отец отдыхал, дела у Иванов совсем разладились. Немцы, так быстро разгромленные отцом в Англии, совершали свой молниеносный блицкриг, и президент Соединенных Штатов вызвал отца и приказал ему помочь Иванам и научить наконец-то их летать. Отец поехал в Россию, и об этой поездке он постоянно потом вспоминал – то с тоской, то с грустью, то с ужасом, а то и с гордостью.
Неподдельную гордость вызывало у него количество сбитых за первые три месяца фрицев – их было больше пяти тысяч. Отец, видя, что дела у Иванов идут совсем никак, принял решение не вылезать из своей любимой «Аэрокобры», которую привез с собой из Штатов в виде запчастей в кейсе фирмы «Локоть-Мартин», и которую самолично собрал на прифронтовом аэродроме с помощью универсального гаечного ключа. Кстати, горючее для своего самолета, а также масла и весь необходимый боезапас он тоже привез с собой, памятуя о том, что у Иванов ничего не было, да и не могло быть – кроме дикого необузданного нрава и нечеловеческих амбиций.
Эта предусмотрительность ему очень помогла, и настоящие американские патроны для авиационных пулеметов валили фрицев по двое на один патрон. Тогда – как рассказывал отец – он действительно начал гордиться своей великой страной и уровнем ее технологий. После каждого его триумфального приземления Иваны целыми дивизиями приходили и заглядывали ему в рот и глаза, пытаясь понять своим скудным умишком, как такое, вообще, возможно – сбивать фрицев сотнями. К слову сказать, после приезда отца, прифронтовые аэродромы Иванов наконец-то начали приобретать более-менее нормальный вид – немудрено, ведь всю землю для взлетно-посадочных полос, навигационное и радиолокационное оборудование, асфальт и бетон для подземных сооружений, подъездных дорог и казарм личного состава отец доставил Иванам все в том же кейсе от фирмы «Локоть-Мартин».
Спустя несколько месяцев войны на восточном фронте, отцу позвонил президент Соединенных Штатов и сообщил, что японцы собираются неожиданно напасть на Перл Харбор. Ошибка президента состояла
Вернувшись на базу, он до такой степени обозлился на Иванов, которые не смогли вовремя найти солярку для его самолета, что решил никогда больше за них не воевать – даже если его лично попросит сам президент и английский упырь-премьер-Черчилль. И даже сам Сталин. Хотя, нужно заметить, Сталина отец все-таки побаивался и предпочитал о своем решении особо не распространяться. Но в любом случае, развернувшиеся после нападения японцев боевые действия на Тихом океане потребовали личного присутствия отца вплоть до самого конца войны. Так что Иванам пришлось воевать с фрицами своими скудными силенками, и поэтому война на восточном фронте растянулась еще почти на четыре года.
Когда война закончилась, отец вернулся домой и решил жениться. Он нашел себе замечательную скромную девушку из настоящей американской семьи идолопоклонников, которые промышляли организацией сект и дальнейшей перепродажей их через интернет и с помощью сетевого маркетинга. Отец рискнул и вложил деньги, полученные в результате вознаграждения за участие в боевых действиях, в семейный бизнес своей будущей супруги. И не прогадал.
Идолопоклонники оказались на редкость прагматичными людьми и, кроме того, прирожденными коммерсантами. Организация и реклама сект шла полным ходом. Особенной популярностью пользовались секты с негромким, но ярким названием:
– «Свидетели восхода солнца и заката»,
– «Свидетели уныния – изыди, сатана!»,
– «Свидетели ночного зверя пиршества»,
– «Свидетели узрели истину внутри»,
– «Свидетели не внемлют, но молчат», ну и т. д. Главное было, чтобы в названии секты всегда на первом месте стояло слово «Свидетели», а американцы всегда были народом, у которого за счастье было что-нибудь засвидетельствовать.
Бизнес процветал, и цена на секты росла. Отец открыл в себе талант настоящего коммерсанта, его рассказы, байки и мужская стать пользовались у благопристойных домохозяек непременным успехом. А домохозяйки всегда могли повлиять на домохозяев, у которых водились денежки и чековые книжки. Когда отец неожиданно заявлялся к кому-нибудь домой с полным
чемоданом сект и предлагал купить одну из них, поначалу его гнали с участка приусадебными совковыми лопатами и носилками из-под навоза и пожухлой листвы. Но он так обворожительно улыбался, так очаровательно подмигивал левым стеклянным глазом – наследием мировой войны – что никто не мог устоять перед его обаянием.
В итоге его пускали в дом, наливали чай или кофе, а иногда и чего покрепче, и он начинал неспешное повествование о жизни и о сектах, в вопросах продажи которых был настоящим докой. Обычно он не выходил из дома, пока не продавал одну из них.