Миссия в ад
Шрифт:
– Десять тысяч вон.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Недостаточно. И воны мне не нужны.
– Жэньминьби? [7]
– По-твоему, мне нужна китайская туалетная бумага?
– Тогда что? – спросила она в ужасе.
– Евро. Я хочу евро.
– Евро? – спросила она, снова затрясшись, поскольку в камере стоял ледяной холод, а она была голая. – Зачем евро здесь?
– Я хочу евро, сука, – отрезал надзиратель. – Не твое дело зачем.
– Сколько евро? – спросила девушка.
7
Т. е.
– Двадцать тысяч. Ровно.
Она в ужасе отшатнулась:
– Двадцать тысяч евро?
– Это моя цена.
– Но как я могу вам доверять?
– Не можешь, – сказал он с улыбкой. – А какой у тебя выбор? Шахта ждет. – Он сделал паузу. – В личном деле сказано, ты из Кэчхона, – сказал он.
Там находился Лагерь 14 – на другом берегу реки Тэдонган, неподалеку от Букчана.
Надзиратель продолжал.
– С заключенными там нянчатся. Хотя у нас есть зона для исправляющихся, а Кэчхон только для неисправимых, мы в Букчане не церемонимся. Отсюда ты живой не выйдешь. Только попробуй сбежать – тебя поймают, привяжут к столбу, натолкают в рот камней, и каждый охранник выстрелит в тебя пять раз. Каждую минуту, что ты проживешь здесь, ты будешь желать смерти. – Он поглядел на своих людей. – Кэчхон, – повторил он и усмехнулся. – Гребаные слабаки.
Они все расхохотались, переглядываясь и хлопая себя по ляжкам.
Он поднялся:
– Двадцать тысяч евро.
– Когда?
– Через пять дней.
– Это невозможно.
– Тогда извини. – Он сделал знак охранникам, и те двинулись вперед.
– Подождите, подождите! – закричала она.
Мужчины остановились и выжидающе уставились на нее.
Девушка встала на дрожащих ногах:
– Я достану деньги. Но мне надо связаться с волей.
– Об этом можно договориться. – Он оглядел ее обнаженное тело. – Ты не такая и уродина. Если тебя отмыть, будешь даже хорошенькая. Ну или хотя бы не противная.
Он протянул руку и тронул ее волосы. Девушка отпрянула, и он отвесил ей пощечину такой силы, что по ее лицу побежала кровь.
– Никогда больше так не делай, – приказал он. – Радуйся, что я тебя трогаю.
Она кивнула и потерла щеку, облизывая кровь с губ.
– Тебя сейчас вымоют. И приведут ко мне.
Она поглядела на него, медленно осознавая, что это означает.
– А евро? Я думала, это и есть плата.
– Помимо евро. Пока мы ждем пять дней. Или ты предпочитаешь грязные опасные шахты моей постели?
Она покачала головой и опустила глаза, признавая свое поражение.
– Я… я не хочу в шахты.
Он улыбнулся и взял ее за дрожащий подбородок, заставляя смотреть в лицо.
– Видишь, ничего сложного. Еда, чистая вода, теплая постель. И я буду иметь тебя столько, сколько захочу. – Надзиратель повернулся к охранникам. – И они тоже. В любое время. Ты поняла? Все, что мы захотим, неважно что. Ты – просто собака, поняла?
Она кивнула, залившись слезами:
– Я поняла. Но вы не сделаете мне больно? Я… мне уже делали больно, много раз.
Он снова дал ей пощечину.
– Не смей указывать мне, шлюха. И не открывай рот, если я не задал тебе вопроса.
Он схватил ее обеими руками за горло и швырнул в стену.
– Ты поняла?
Она кивнула и пробормотала:
– Поняла.
– Будешь называть меня сы сын, – добавил он, используя корейское выражение, обозначающее
Девушка кивнула:
– Я поняла.
Он снова потряс ее изо всех сил:
– Скажи это! Обратись ко мне с уважением.
– Сы сын, – добавила она робким голосом.
Надзиратель улыбнулся и отпустил ее.
– Видишь, у тебя получается.
В следующую секунду он схватился за горло в том месте, куда она ударила его. Отступил назад, столкнувшись с одним из охранников.
Она двигалась так быстро, что казалось, будто время остановилось. Девушка пулей метнулась к охраннику, выдернула у него из кобуры пистолет и выстрелила ему в лицо. Другой кинулся к ней; она развернулась и ударила его ногой, задрав ее так высоко, что попала в глаз. Обломанный ноготь разорвал ему веко, ослепляя. Он закричал и повалился на спину, пока третий охранник стрелял из пистолета. Но ее на этом месте уже не было. Девушка оттолкнулась от стены и, кувыркнувшись, перелетела через него, выдернув нож из ножен у охранника на ремне, после чего приземлилась у него за спиной. Четырежды взмахнула ножом с такой скоростью, что глаз не различал ее движений. Охранник схватился за шею с перерезанными венами и артериями.
Она продолжала двигаться. Использовав его падающее тело как трамплин, она перескочила через него и схватила ослепленного охранника в захват ногами вокруг головы. Перекрутилась в воздухе и швырнула его вперед. Он ударился головой о стену с такой силой, что его череп треснул.
Она подхватила пистолет, который уронила в драке, и стала по очереди подходить к каждому охраннику и стрелять им в голову, пока не перебила их всех.
Она всегда ненавидела лагерную охрану. Она годами жила рядом с ними. Они оставили на ней шрамы – внутри и снаружи, – которые не затянутся никогда. Из-за них она никогда не станет матерью. Не сможет даже помыслить об этом, потому что для этого требуется заново научиться считать себя человеческим существом, а ей это недоступно. Ее имя в лагере было «сука». Каждую женщину в лагере звали так.
«Сука, сука, – это единственное, что она слышала от зари до темна год за годом. – Давай, сука. Ну же, сука. Сдохни, сука».
Она повернулась к надзирателю, лежавшему на полу возле двери. Он еще не умер. Мужчина по-прежнему хватался за горло и ловил ртом воздух, в расфокусированных глазах металась паника. Так она и планировала – обездвижить его, но не убить. И прекрасно знала, что для этого нужно.
Она опустилась на одно колено возле него. Он смотрел на нее выпученными глазами, зажимая ладонью горло. Она не улыбалась от радости. Не грустила. На ее лице не было вообще никакого выражения.
Она придвинулась к нему ближе.
– Скажи это, – прошептала она.
Он застонал, цепляясь за свою перебитую глотку.
– Скажи это, – повторила она. – Сы сын.
Она подсунула руку под его ладони и нажала.
– Скажи это.
Он снова застонал.
Она поставила костлявое колено на его пах.
– Говори.
Он вскрикнул, и она нажала коленом еще сильнее.
– Скажи это. Сы сын. Скажи, и боли больше не будет. – Она навалилась на колено всем весом. Он закричал громче. – Скажи это.