Миссия выполнима

Гарфилд Брайан

– Но Андерсон лучше знает путь. Он знает время и место приземления…

– Он что, единственный на свете пилот? Господи, Лиэм, дайте лейтенанту всю нужную информацию, и давайте отчаливать. Мы опаздываем уже больше чем на полчаса.

Рифкинд повернулся к чернокожему лейтенанту:

– Я хотел бы посмотреть ваши документы.

– Разумеется.

Лейтенант вытащил свои бумаги, Рифкинд просмотрел их и вернул обратно. Он выполнил все свои обязанности вплоть до последней буквы.

Корд послал двух рядовых, чтобы они наполнили топливные баки в новом вертолете из передвижной канистры.

Лейтенант отправился вместе с Кордом к «Ирокезу». В течение нескольких минут два офицера стояли, наклонившись над картами Корда; потом черный лейтенант сложил их и понес с собой обратно к «Сиу», по дороге коротко кивнув Рифкинду и затолкав в рот новую пластинку жевательной резинки.

Они вчетвером залезли в кабину – Фэрли, Рифкинд, второй агент и черный лейтенант; пилот пристегнулся ремнями, сказал что-то в микрофон и выслушал ответ в наушниках. Рядовые закончили дозаправку, отсоединили топливные шланги и закрыли баки; Фэрли нагнулся к окну и махнул рукой Макнили.

Макнили поднял вверх большой палец, и вертолет поднялся в воздух на несколько футов, повисел над землей, неуверенно покачиваясь из стороны в сторону, потом взмыл вверх и быстро набрал высоту.

Рокот двигателя стал понемногу затихать. Машина исчезла в дымке над горами.

Корд стоял рядом с ним, как будто погрузившись в размышления, потом резко развернулся и заорал двум рядовым, тащившим тележку с канистрой в сторону ангара:

– Эй, вы там! Посмотрите, куда запропастился лейтенант Андерсон.

Оставшиеся пять агентов Секретной службы начали обсуждать, кто из них полетит вместе с Макнили. Журналисты потянулись к парковочной площадке, где стояли их автомобили.

Через несколько минут Макнили услышал рокот второго вертолета и вскоре увидел, как тот показался в небе между островерхих скал.

– Забавно, – сказал Корд из-за его плеча. – Парень вроде бы сказал, что у них нет второго «Ирокеза».

В эту минуту на площадку выскочил один из рядовых, который бежал к ним и что-то выкрикивал на ходу. Макнили смотрел на него, не в силах произнести ни слова. Добежав до середины площадки, рядовой остановился, перевел дыхание и закричал:

– …тенант Андерсон там, кажется, он мертв, сэр!

Макнили показалось, что его ударили кулаком. Агенты Секретной службы бросились к гостинице, но Макнили схватил за рукав Корда:

– Забудь о нем. Включай свое чертово радио и соедини меня с флотом. Быстро!

13.43, континентальное европейское время.

Хотя Фэрли не раз приходилось летать и раньше, его всегда заставало врасплох это необычное чувство, когда крыша дома вдруг оказывается на уровне твоих ног и под тобой нет ничего, кроме воздуха.

Шум мотора заглушал слова, поэтому они почти не разговаривали. Черный лейтенант уверенно управлял вертолетом, положив одну руку на рукоять штурвала, а вторую – на рычаг поменьше и мягко нажимая обеими ногами на педали. В кабине пахло машинным маслом и мятой – от жевательной резинки.

Фэрли смотрел на зубчатые нагромождения Пиренеев, проплывавшие под вертолетом. Памплона осталась где-то справа, она напомнила ему про бой быков: однажды он там побывал, это было

на фиесте, летом шестьдесят четвертого. Тогда он в первый и последний раз посетил корриду, которая не пришлась ему по вкусу. Дело было даже не в том, что он не любил крови, – ему не понравился формальный характер самого убийства. В каком-то смысле испанские танцы и испанский бой быков имели много общего: из них выхолостили человеческую суть, оставив только голый маньеризм; ни коррида, ни фламенко не менялись уже нескольких веков, в течение которых они превратились в пустую форму, в застывший ритуал, лишенный даже легкого намека на творчество. Его это тревожило, потому что здесь он видел ключ к пониманию испанского характера, до сих пор остававшегося для него загадкой. Он вовсе не был уверен в своей способности убедить Переса-Бласко в чем бы то ни было, но надеялся, что этот человек хотя бы не был большим поклонником корриды или испанских танцев. Невозможно понять нацию, которой может нравиться мертвое искусство, переставшее развиваться со времен Веласкеса и Эль Греко.

Вертолет с балетной легкостью следовал всем изгибам горных ущелий и долин. Это создавало странное чувство абсолютной свободы в трехмерном пространстве; что-то подобное, наверно, испытывают люди под действием галлюциногенов. Он был слегка испуган, но это только увеличивало удовольствие; поймав на себе удивленный взгляд Рифкинда, он обнаружил, что улыбается, как школьник.

В шуме мотора что-то изменилось; кресло под ним сильно накренилось. Он схватился за ручку дверцы. У черного лейтенанта вырвался громкий возглас:

– О Боже!

Рифкинд с неестественно бледным лицом наклонился над плечом пилота:

– Что такое?

– Тяга падает, – пробормотал лейтенант.

– Да что случилось, черт возьми?

– Кажется, у нас проблемы.

Фэрли крепче сжал ручку дверцы.

– Мы теряем топливо… Двигатель глохнет.

Рука лейтенанта летала по всей приборной доске, он вертел головой, глядя на показания индикаторов.

– Где-то в системе подачи горючего вытекает топливо.

Фэрли почувствовал прилив детского раздражения: что сегодня творится с этими вертолетами?

Черный лейтенант что-то быстро забормотал в микрофон. Глаза у Рифкинда округлились, агент сидел, покусывая костяшки пальцев. Фэрли так сильно сжимал стальную ручку, что у него заныли пальцы. Лейтенант отбросил микрофон и снова кинулся к приборам; вертолет работал с перебоями и начал заметно шататься из стороны в сторону, лейтенант повторял себе под нос: «Господи, о Господи».

Рифкинд издал какой-то странный звук, похожий на приглушенный вскрик; лейтенант бросил на него быстрый взгляд.

– Сохраняйте спокойствие. Господи, о Господи… Слушайте, никакой опасности нет, не надо впадать в панику. Мы сейчас где-нибудь сядем. Я присматриваю ровное местечко. Господин президент, приношу вам свои извинения.

– Главное, устройте нам мягкую посадку. – В голосе Фэрли звучало мертвенное спокойствие.

Глаза у Рифкинда перестали быть круглыми; он слегка расслабился, и на его лице даже появилось подобие улыбки. Фэрли обнаружил, что ободряющим жестом сжимает его плечо.

Агент указал через голову лейтенанта: