Миссия
Шрифт:
Я стою, красуюсь в лучах плагиатческой славы. Ну, хоть с этим повезло…
В ресторане Дорда и музыканты поднимали тост за тостом. Я, как то поддался волне всеобщего веселья и, перестав режимить, тоже залил за воротник.
— Юра, — просит начинающая юная архитекторша, — А про наш город, про Урал можешь сочинить?
— А чего сочинять то, — залихвацки отвечаю я, вспомнив песню, и как волк из мультика заявляю, — Щас спою!
Выхожу с Дордой на ресторанную эстраду. Она договаривается с музыкантами и пытается всучить им червонец, но те отказываются от
— Песня про великую историю великого города… https://youtu.be/o7v-tfhLACk?t=1
Нина похлопала вместе со всеми и, пока шли к столику, сказала:
— Больше не пой нигде эту песню… Замордуют потом, что в ней не отражена руководящая роль… Ну, ты понял?
Да, понял я. Понял… Нужно завязывать с алкоголем. А то доведёт меня до цугундера…
Прощаемся с девушками у дверей общежития. Рэна обещает прийти на следующую игру. А мы бежим к остановке, завидев приближающийся трамвай.
19 декабря 1950 года. Свердловск.
Сегодня состоялась наша предпоследняя игра в подгруппе "Б". Команда перед матчем раскрутила таки Сёву проставиться за свадьбу и заодно шуваловские двадцать семь обмыть. Некоторые, типа меня, конечно, поздравляли его повторно. А Шувалов и Бабич демонстративно уступали право гола в этом матче Боброву. Обули "Динамо"(Ленинград) 14:4. Три тысячи официальных болельщиков на трибуне новенькой ледовой арены стали свидетелями уникального рекорда. До этого матча только Боброву и Валдису Шульманису удавалось провести в ворота соперников восемь шайб в одном матче Первенства. А Сёва сегодня забил десять. Я так думаю, что этот рекорд Боброва вряд ли когда будет побит.
На банкете не было местной зазнобы Боброва конькобежки Риммы Жуковой. У неё сборы на строящемся Медео. Но, Сёве быстро нашли замену. Нам с Шуваловым и Пантюховым никого искать было не надо. Знакомые нам девушки-студентки приходили на каждый наш матч и болели громче всех… С целомудренной Рэной у нас завязались дружеские отношения. Она позволяла с нею танцевать, обнимать, но дальше ни-ни… Таких как она в это время — очень много. Это у тридцатилетних-сорокалетних советских женщин сейчас огромный дефицит на здоровых мужчин. А у двадцатилетних с парнями — паритет.
Короче, натанцевались, проводили студенток к общежитию, идём к остановке. Видим, как трое дружинников подошли к двум распивающим неподалёку парням. Слово за слово началась потасовка.
— Э, да там Хмырёныша метелят, — на ходу бросил Шувалов и кинулся в драку.
Я подлетел, попытался оттолкнуть с упавшего Витька какого-то здоровяка, но, тот врезал мне под дых.
Э-э. Так не пойдёт… Получи фашист гранату.
Окликаю встающего верзилу и заряжаю аперкот снизу, под его выставленные в стойке широко расставленные руки. Голова противника дёргается, как корабельная рында, и он с размаху врезается в фонарный столб. Через пару секунд пострадавший проводит по затылку своей трёхпалой левой рукой и показывает кровь.
— Ей, — кричу я
Драка прекращается. Берём пострадавшего за руки за ноги и тащим в указанном направлении. Через пару кварталов отделение скорой помощи. Слышу, как принимающий врач констатирует:
— Вероятно сотрясение мозга. ФИО пострадавшего… Ещё раз… Ельцин Борис Николаевич. Студент УПИ. Всё ребята. Дальше без вас.
Охренеть. Ещё один прожектор перестройки… Но, я же не специально.
Спрашиваю у Витька деньги. Вместе с моими почти тысяча. Всучаю одному из дружинников, мол, на лечение пострадавшего. Может, тогда и дело не заведут. Дурные многие в молодости. Если после каждой драки дело заводить, то милиции настоящих бандитов ловить некогда будет.
Присвоено звание "Борец с партноменклатурой".
20 декабря 1950 года.
Последний матч с ЦДКА ничего особо не решал. И мы, и армейцы уже обеспечили себе место в финальном турнире, который пройдёт в Москве после Нового Года. Я до этого матча опять насухо отстоял с таллинским "Динамо" 10:0. Коля Пучков, кроме сверхрезультативного матча с ленинградцами, поучаствовал в победе над местным "Динамо" 9:2.
Я раз за разом ловил шайбы пущенные армейцами, ведомыми играющим тренером Анатолием Тарасовым. Пару раз шайба попала во вратарскую сетку шлема, оставив небольшие вмятины.
Вот так вот можно в молодости зубов лишиться и жевать до старости манную кашу.
Мы победили 3:0. У меня три "сухаря" в трёх матчах. Неплохо.
На раздаче автографов спрашиваю у школьника:
— Кем хочешь стать? Директором "Уралмаша"? Ха-ха… Молодец! Ставь перед собой большие цели и город тебя запомнит.
Подписываю. "Будущему директору завода "Уралмаш" Евгению Варкачёву от хоккеиста "ВВС" Юрия Жарова."
Так. Следующий.
— Как как? — переспрашиваю, — Саша Демьяненко? Ну-ка, очки надень…
Точно. Он. Наш всесоюзный Шурик, собственной персоной.
Я его хорошо знал в той жизни по Ленинграду. Часто пересекались.
Включаю нимбы и вижу как в очереди к Боброву стоит юный Александр Дольский и держит в руках гитару. Увидев мою заинтересованность, этот будущий корифей советской авторской песни, делится со мной:
— Вот на гитару записался. У меня мама в театре работает и папа… Правда он с нами не живёт…
— Не бросай гитару. Мама будет гордиться тобой… и папа.
Последний раз в этом турнире прошлись по местному Бродвею до Почтамта. Там, то одна группа студентов, то другая, подойдя к Почте задирала головы вверх и с надеждой смотрела на последний этаж. Вскоре, вокруг них образовывалась толпа зевак также задравших головы. Студенты потом отходили в сторонку и смотрели на задравших головы и веселились… Ещё зеваки любили посмотреть на регулировщицу с полосатой палкой. Впрочем, если движение регулировал мужчина, то зрителей не наблюдалось…