Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
Шрифт:
— Ничего, проживем.
— Тебе легко говорить — «проживем» — возразил он с оттенком раздражения. — Но как?
— Спи, милый. Старайся не думать.
— Нет, ты скажи, как? — настаивал он. — Я должен думать. Мы не можем полагаться на мальчиков. Они, видно, ничего не в состоянии заработать. Никакой-то в них энергии, никакой предприимчивости. Я просто не знаю, что будет. — И он беспокойно ворочался в постели, перевертываясь с боку на бок и проклиная вполголоса все время сбивавшиеся простыни.
— Можно бы открыть небольшую торговлю скобяным товаром, — проговорил он вдруг, раскрывая ход своих мыслей.
Досада на себя за проявленное малодушие снова начала его терзать. Все слова, которые он мог бы сказать и не сказал, назойливо вертелись в его мозгу. Он сжал кулаки, все тело его напряглось.
— Чорт возьми! Хотел бы я...
— Тише, тише, милый. Не мучь себя понапрасну.
Мистер Бантинг испустил утомленный вздох и нехотя откинулся на подушках. Уснуть! Смешно... Как может он уснуть! Но разве ей или вообще кому-нибудь это втолкуешь? Он одинок, совершенно одинок.
— Атлас! — пробормотал он. — Титаны терпеливости приемлют удары, что назначены слабейшим. Титаны терпеливости. В самую точку; нельзя выразиться точнее. Ах, Кордер знает, он все понимает, Кордер. — И, с нежностью думая о Джо Кордере, мистер Бантинг, наконец, крепко уснул.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ МИСТЕР БАНТИНГ В РОЛИ ЗРИТЕЛЯ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Было что-то сугубо английское в том, как семейство Бантингов встретило разразившуюся катастрофу, хотя сам мистер Бантинг приписывал это просто недостатку здравого смысла. Прежде всего они, повидимому, толком даже не понимали, что их действительно постигло несчастье, и во всяком случае не были им чересчур подавлены. На следующее утро все (за исключением самого мистера Бантинга) с обычным благодушием уселись за стол, разговоры велись о чем угодно, только не об этом неожиданном повороте фортуны. Такие единодушные усилия игнорировать неприятную действительность были, по мнению мистера Бантинга, совершенно неуместны. Столь же неуместной казалась ему и царившая за столом веселость; все это заставило мистера Бантинга сомневаться, обладают ли его дети достаточными умственными способностями, чтобы оценить серьезность положения. Только трагически неумолимый ход событий, которые — он ясно это видел — надвигались на них черной тучей, мог открыть им глаза.
Все же он нашел нужным обратиться к своим сыновьям с небольшой речью о необходимости улучшить свое служебное положение. Это, сказал он, очень существенно, абсолютно необходимо и должно быть сделано во что бы то ни стало. В ответ они понимающе кивнули, повидимому, проникшись сознанием, что этим действительно следует заняться.
Когда они ушли на работу, мистер Бантинг с сосредоточенным видом иога, приступающего к процессу самоуглубления, принялся обдумывать свое отчаянное положение. Его раздумья были, однако, прерваны в самой ранней стадии возгласом миссис Бантинг, хлопотавшей по хозяйству:
— Ну что пользы так унывать Джордж? Все равно ничего не поделаешь. — И она посоветовала ему «немного приободриться».
Он громко рассмеялся.
— «Приободриться»! — Когда все это на нас надвигается!
Что именно «все это», он и сам точно не знал. Воображение рисовало ему мелодраматические картины бедности: потухший очаг, пустую кладовку, комнаты, из которых вынесена вся мебель. Он видел все это и проникался смутным страхом перед грозящими лишениями и позором и перед последующей окончательной нищетой. Сколько раз приходилось ему видеть, как подобные несчастия обрушивались на голову когда-то состоятельных людей. В эти первые дни после своего увольнения он был словно загипнотизирован страхом и не мог найти в себе мужества обуздать его и спокойно обдумать свое положение.
Только железным усилием воли удалось ему заставить себя выйти из дома и предстать перед населением поселка в новом для себя качестве праздного человека. Он заранее чувствовал ужасную, неловкость при одной мысли о предстоящих встречах. Но обстоятельства сложились так, что ему не пришлось рассказывать никаких небылиц. Сосед-полковник, увидев его на улице, перебежал через дорогу, чтобы пожать ему руку и поздравить с заслуженным отдыхом. — Ваша жена сообщила мне. Теперь мы сажаем розы и читаем Омар Хайяма? Лучший удел человека! — Миссис Оски тоже поздравила его: он правильно сделал, что послушался совета своей супруги. Пастор остановил его и заметил что-то насчет «бремени и тягот нашей жизни». Все это было очень неожиданно, и он не был уверен, что его ответы всегда попадали в точку, но во всяком случае это было приятно — при условии, конечно, что он сумеет и дальше выдержать марку.
В первые недели его праздного существования очень много времени у него ушло на то, чтобы освоиться со своим положением и предугадать час, когда должна будет состояться его решительная схватка с судьбой. Его стол покрылся счетами, банковскими книжками, пачками акций и приходо-расходными сметами. Закладная
Было бы несправедливо утверждать, что мистер Бантинг был огорчен этим открытием, но оно его слегка удивило. Не раз замечал он с некоторой гордостью, что в самых важных житейских вопросах он обычно оказывался прав. Уже много лет подряд он твердил, что находится на краю банкротства. Вначале он говорил так из педагогических соображений, но затем столько раз это повторял, что и сам тому поверил. Непривычная мысль о том, что он является, в скромном масштабе, человеком обеспеченным и может делать, что ему угодно, — если не считать его обязанностей перед сыновьями, — первое время никак не укладывалась у него в голове. Но ведь вот цифры. Он позвал миссис Бантинг, и она подтвердила их правильность. Она и сама пришла к сходным выводам, произведя такие же вычисления в уме. Они проживут.
— Да, но только-только, — сказал он, вспомнив про неотвратимую утечку капитала.
— Теперь дело за мальчиками. Неужто они не могут хоть немного встряхнуться? Что, у них совсем нет самолюбия, что ли?
— Я уверена, что они постараются, милый.
— Посмотрим, — заметил мистер Бантинг не слишком оптимистическим тоном.
Так-то вот, подводя время от времени итог домашних приходов и расходов, мистер Бантинг понемногу воспрянул духом, и, пока дни текли за днями, в его духовном облике произошла перемена — из уволенного служащего он превратился в удалившегося на покой бизнесмена. Пастор был прав — он долго нес тяготы и бремя жизни и заслужил отдых и покой. Осенью его частенько можно было видеть в саду — загорелого толстенького человечка в одной жилетке и продырявленной садовой панаме, ничем особенным не занятого. Необходимости превращать газон в картофельное поле так и не возникло; у газона урвали только весьма скромную полоску земли как опытное поле для выращивания грибов. На самодельной скамейке, придавленный сверху камнем, обычно лежал очередной номер «Любителя-садовода», а фигура мистера Бантинга, вооруженного садовыми ножницами (не фирмы Брокли, но тем не менее превосходного качества), виднелась около розовых кустов, которые аккуратно подрезались согласно указаниям вышеупомянутого авторитетного периодического издания. Мысли о налоге и домашних расходах, правда, порой проносились в его мозгу, как скворцы, случайно залетевшие в амбар, чтобы тотчас оттуда выпорхнуть, но больше всего его одолевала забота, как побить Оски в разведении гибридов. От вопроса о том, как свести концы с концами, он мало-помалу отстранился, решив, что это касается прежде всего его сыновей и в особенности Эрнеста. С течением времени он усвоил роль иронически настроенного зрителя, который наблюдает, как хлопочут его дети, воображающие, что они лучше сумеют устроить свои дела, чем он когда-то сумел это сделать для них. Ну, что же, на здоровье, пусть продолжают в том же духе.
Итак, вообразите себе мистера Бантинга, когда он, решив, что оставшиеся розовые кусты могут и подождать, и удобно развалившись на садовой скамейке нож недавно сооруженным самодельным навесом, вытирает выступившие на лбу капельки пота. Он выкурит трубочку, приятно вздремнет, а там, глядишь, подоспеет четырехчасовый чай — весьма приятное нововведение последних дней. Но вот сверху, из окна джулиной спальни, нарушая его дремоту, доносится металлическое «клик-клик», перемежаясь с глубокомысленными паузами и прерывистым треском звоночка: Джули упражняется на пишущей машинке, которую Крис раздобыл для нее из ролловского гаража. Время от времени мистер Бантинг слышит, как каретка с треском проскакивает до конца строки и там безнадежно застревает. Этот дефект проистекал от того, что машинка в свое время была оборудована специальным глушителем системы Ролло-Бантинг, за счет удаления некоторых существенных частей механизма. Мистер Бантинг беспокойно ерзает на скамейке. Немыслимо ни спать, ни думать, ни даже покурить с приятностью, когда у тебя над головой устраивают такой содом. А сейчас еще Джули крикнет ему, чтобы он поднялся наверх, прихватив с собой отвертку.