Мистер Икс
Шрифт:
Сделав большой глоток воды «Полар Спринг», я задумался о том, почему «Медная голова» не доверяла воде Хэтч-тауна. Потом завинтил пробку бутылки и направился в мэрию.
71
В просторном вестибюле свет не горел, и я постучал в монументальную дверь с чувством комической беспомощности. Может, Ковентри вообще сидит в кабинете другого здания. Я вновь постучал по стеклу, чувствуя себя еще глупее, и побрел обратно мимо колоннады. Когда я дошел до ступеней, послышался звук открывшейся двери и
– Нэд, постойте!
Распахнув дверь, он улыбался и манил меня:
– Мне пришлось бегом пролететь всю эту лестницу! – Закатанные рукава рубашки, галстук-бабочка и одежда защитного цвета делали его похожим на пожилого школьника. – Я так рад видеть вас! – Ковентри заглянул мне за спину, затем – по сторонам.
– Ее со мной нет, – сказал я. – Я тоже рад. – Я вошел и подождал, пока он запрет дверь. – Как вам удалось меня услышать?
– А будто поджидал вас. Как ваши поиски?
– Прогресс наблюдается, – сказал я. – У вас нашлась минутка заглянуть в документы по учету собственности?
– Конечно! – Его улыбка была почти извиняющейся. – Очень жаль, что Лори не смогла прийти с вами. Она будто приносит солнечный свет, наполняя день его радостью, правда?
– Вы увлечены ею.
– Каждый раз, когда вижу Лори, у меня все получается. Словно у нее дар какой-то.
– Думаю, у Лори целый набор таких талантов.
– Как странно: я ведь тоже так думаю. Я бы даже сказал, просто невероятно. – Вскинув голову, он улыбнулся высокому и едва различимому в темноте потолку. – То, что вы ощущаете подобное, – я об этом. Вы чуткий. – Подбородок Ковентри резко опустился. – Извините меня. Это прозвучало немного свысока, да?
– Разве что чуть-чуть, – улыбнулся я.
– Бог ты мой. Я хотел сказать, что вы, вероятно, в отличие от большинства мужчин более восприимчивы. Вы понимаете, о чем я? Ну конечно же понимаете. – Он прижал ко лбу кончики пальцев. – Я не очень путано изъясняюсь?
– Окольными путями.
Ковентри загоготал и опустил голову. Славный парень.
– Когда большинство мужчин смотрят на Лори, единственное, что они видят, – это… В общем, ясно что. А вот вы и я видим человека с блестящим умом, удивительно тонкой душой и широчайшим набором способностей, которые она только-только начинает реализовать.
– Она должна ценить вашу дружбу, – сказал я. Ковентри быстро взглянул на меня:
– А вы с ней близкие друзья, и только, да?
– Мне очень нравится общение с ней, – ответил я. – Вот только в Эджертоне я пробуду недолго.
Ковентри припустил по лестнице бегом. Я облегчил ему душу. Дойдя до площадки, он обернулся и оперся рукой на мраморную колонну. Глаза его сияли:
– Она рассказывала вам о своем прошлом?
– Лори много рассказывала о своем отце. Ковентри умерил шаг, чтобы идти по лестнице рядом со мной, хотя ему явно очень хотелось перепрыгивать через три ступени сразу.
– Отец имел на нее огромное, просто огромноевлияние.
На втором этаже Ковентри щелкнул выключателем ламп дневного света над
– Каюсь, я все еще не раскопал фотографии миссис Рутлидж, но обещаю вам, найду их обязательно. – Он зашел за конторку. – Какая именно недвижимость вам интересна?
– Во-первых, участок земли около леса на Нью-Провиденс-роуд.
Ковентри исчез за рядами шкафов и вернулся с толстой папкой.
В 1883 году Сильвэйн Данстэн приобрел у Джозефа Джонсона десять тысяч акров, включая лес Джонсона. Говард Данстэн унаследовал данную собственность, а в 1936 году Карпентер Хэтч выкупил ее у дочерей Говарда за неожиданно крупную сумму. Значит, подумал я, мои тетушки инвестировали деньги и преспокойно живут на дивиденды.
– А во-вторых?
– Не попадалось ли вам название «Страшный дом»? Кто-то его нынче упомянул, и я никак не возьму в толк, отчего оно показалось мне знакомым.
– Это случаем не из Г. Ф. Лавкрафта? В детстве я много читал Лавкрафта. Кажется, «Страшным домом» он называл дом в Провиденсе – он провел там почти всю жизнь.
Лавкрафт – писатель, произведения которого напомнили мне рассказы Эдварда Райнхарта.
– Что еще вас интересует?
– Была такая маленькая улочка в Колледж-парк. Я, черт возьми, как ни стараюсь, никак не могу вспомнить ее названия.
– Сию минуту. Очаровательное местечко, этот Колледж-парк. А вы знаете, что там раньше была площадь, на которой старые братья Хэтч устраивали ярмарку?
– У Хэтчей была ярмарка?
Хью Ковентри заговорщически улыбнулся:
– Ни за что б не догадались, точно? Мистеру Хэтчу тоже очень бы этого не хотелось. Он дал понять, что мы должны крайне сдержанно оценивать ранние коммерческие проекты его семьи, но ярмарка много лет приносила огромную прибыль. Вот так им и удалось скупить район, известный под названием Хэтчтаун.
– А что случилось? – спросил я. – Они продали его Альберту?
– Невероятное везение. Дела Хэтчей пошли в гору, и к восемьсот девяностому году они только сдавали землю в аренду. Убогий темный квартал. Стриптиз и шоу уродцев, контрабандная торговля спиртным и проституция. Дома для рабочих ярмарки строились беспорядочно. Здесь жили и двое сомнительных врачей: доктор Хайтауэр продавал своим пациентам снадобья и наркотики, а второй, доктор Дрирс, был типичным подпольным акушером. Половина его пациенток погибла либо от заражения крови, либо от его неумелых рук.
– Выходит, Хэтч хочет держать эту часть семейной истории под сукном?
– Я не сужу его, – сказал Ковентри. – Ведь если разобраться, они всего лишь землевладельцы. К середине двадцатых годов это был участок незанятой земли с пустующими домами. Затем появились люди из Альберта и одним чохом скупили все. В скором времени подоспела регистрация, подтянулись торговцы, и весь район в момент раскупили. Про какую улицу вы спрашивали?
– Бакстон-плейс, – сказал я, назвав старый адрес Эдварда Райнхарта, будто с самого начала только о нем и думал.