Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Шрифт:
Как будто он когда–либо видел их в раннем утреннем свете.
И не увидит.
Но он все время по ней скучал.
Он посмотрел через плечо на экипаж, и был почти удивлен, что он выглядит так же, как нужно, и из окон не рвется огонь.
Его бабушка была в прекрасной форме сегодня. По одному он точно теперь не будет скучать, лишившись титула. Вдовствующая герцогиня Уиндхэм была не просто тяжкой ношей на его спине, она была чертовой Медузой–Горгоной, и ее главной целью в жизни было сделать его жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно.
Но
Он подумал об Амелии, ее мечтах об Амстердаме.
Ну, черт. Завтра же он мог бы поехать в Амстердам, если пожелает. Он мог бы сразу уехать из Дублина. Он мог увидеть Венецию. Вест–Индию. Ничто не могло остановить его, ничто…
– Ты счастлив?
– Я? – Томас удивленно посмотрел на Джека, потом понял, что насвистывает. Насвистывает. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так делал. – Да, я полагаю. Это очень приятный день, Вы так не думаете?
– Приятный день, – повторил Джек.
– Никто из нас не заперт в экипаже с этой злобной старой каргой, – заметил Кроуленд. – Мы все должны быть счастливы. – Потом он добавил, – Простите, — так как злобная старая карга все–таки приходилась бабушкой обоим его приятелям.
– Не стоит извиняться передо мной, – сказал Томас, чувствуя себя живым. – Я полностью согласен с Вашей оценкой.
– Я буду жить с ней? – Выпалил Джек.
Томас осмотрелся и усмехнулся. Разве не удивительно, что только теперь он осознал, насколько тяжелы ее обязанности? – Внешние Гибриды, приятель, Внешние Гибриды.
– Почему же Вы этого не сделали? – Спросил Джек.
– О, поверьте мне, я так и сделаю, если есть хоть малейший шанс, что я буду отвечать за нее завтра. А если нет… – Томас пожал плечами. – Мне потребуется какая–то работа, не так ли? Я всегда хотел попутешествовать. Возможно, я буду Вашим исследователем. Я найду самое древнее и холодное место на острове. Я повеселюсь от души.
– Ради Бога, – взмолился Джек. – Перестань так говорить.
Томас посмотрел на него с любопытством, но ничего не ответил. Не впервые он подумал, что же именно происходит в голове его кузена. Лицо Джека было изнуренным, а глаза холодными.
Он не хотел идти домой. Нет, он боялся идти домой.
Томас почувствовал какую–то искру в груди. Сочувствие, предположил он, к человеку, которого ему следовало презирать. Но ему нечего было сказать. Нечего спросить.
И поэтому он ничего не сказал. Вообще молчал весь остаток пути. Прошли часы, и воздух вокруг него стал холоднее с приближением ночи. Они ехали мимо очаровательных деревенек, через Кевен Таун, город побольше и пошумнее, и, наконец, через Батлерсбридж.
Томас подумал,
Вот здесь его жизнь должна была быть выдернута из–под него. Казалось неправильным, что окрестности выглядели настолько живописными.
Джек был немного впереди, и он достаточно замедлил ход. Томас поехал рядом, потом заставил лошадь замедлить ход, чтобы ехать ровно. – Это та дорога? – Тихо спросил он.
Джек кивнул. – Прямо за поворотом.
– Они Вас не ждут, не так ли?
– Нет, – Джек пришпорил лошадь и поехал рысью, но Томас продолжал придерживать свою и ехать шагом, позволив Джеку ехать вперед. Иногда нужно было позволить человеку сделать кое–что наедине с собой.
По крайней мере, он мог бы попытаться задержать вдову, пока Джек возвращался домой. Он стал ехать настолько медленно, насколько мог, так что экипаж тоже снизил скорость из–за коня Томаса. В конце подъездной дороги, он увидел, как Джек спешился и прошел по ступенькам, постучал во входную дверь. Когда она открылась, показался луч света, но Томас не услышал, чтобы они обменялись словами.
Экипаж остановился в стороне от подъездной дорожки, и вдова уже выходила, воспользовавшись помощью грума. Она стала идти вперед, но Томас быстро соскользнул с седла, и схватил ее за руку, чтобы удержать.
– Отпусти меня, – прорычала она, попытавшись освободиться.
– Ради любви к Господу, женщина, – в ответ рявкнул Томас, – дай ему минутку с его родными.
– Мы его родные.
– У вас что, не осталось ни капли чувствительности?
– На кону вещи поважнее, чем это…
– Нет ничего, что не могло подождать пары минут. Ничего.
Ее глаза сузились. – Я уверена, что Вы так и думаете.
Томас выругался и совсем не про себя.
– Я уже далеко зашел, не так ли? Я обращался с ним цивилизованно, а недавно стал испытывать уважение. Я наслушался вашего сарказма и беспрестанных жалоб. Я проехал по двум странам, спал на дне лодки, и даже – и я должен сказать, что это действительно оскорбление, — отступился от своей невесты. Я считал, что готов к тому, что мне приготовило это место. Но ради всего святого, я не потеряю те остатки человеческой порядочности, которые у меня остались после того, как вырос в одном доме с Вами.
Через плечо он увидел Грейс и Амелию, которые раскрыли рты и смотрели на него.
– Этот человек, – сказал он, стиснув зубы, – имеет право провести пару чертовых минут со своей семьей.
Его бабушка смотрела на него одну долгую, ледяную секунду, а потом сказал, – Не ругайтесь в моем присутствии.
Томас был ошеломлен тем, как она полностью проигнорировала все, что он сказал, что он ослабил хватку, и она вырвалась, поспешив ко входу, прямо за Джеком, который обнимал женщину, которая была его тетушкой, как понял Томас.