Мистер Кэвендиш, я полагаю..

Куинн Джулия

Как будто он когда–либо видел их в раннем утреннем свете.

И не увидит.

Но он все время по ней скучал.

Он посмотрел через плечо на экипаж, и был почти удивлен, что он выглядит так же, как нужно, и из окон не рвется огонь.

Его бабушка была в прекрасной форме сегодня. По одному он точно теперь не будет скучать, лишившись титула. Вдовствующая герцогиня Уиндхэм была не просто тяжкой ношей на его спине, она была чертовой Медузой–Горгоной, и ее главной целью в жизни было сделать его жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно.

Но

его бабушка была не единственной обузой, от которой он был рад избавиться. Бесконечная бумажная работа. Он не будет по ней скучать. Отсутствие свободы. Все думали, что он действует, как ему заблагорассудится, — все эти деньги, и власть должны были давать человеку полный контроль. Но нет, он был прикован к Белгрейву. Но это было раньше.

Он подумал об Амелии, ее мечтах об Амстердаме.

Ну, черт. Завтра же он мог бы поехать в Амстердам, если пожелает. Он мог бы сразу уехать из Дублина. Он мог увидеть Венецию. Вест–Индию. Ничто не могло остановить его, ничто…

– Ты счастлив?

– Я? – Томас удивленно посмотрел на Джека, потом понял, что насвистывает. Насвистывает. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так делал. – Да, я полагаю. Это очень приятный день, Вы так не думаете?

– Приятный день, – повторил Джек.

– Никто из нас не заперт в экипаже с этой злобной старой каргой, – заметил Кроуленд. – Мы все должны быть счастливы. – Потом он добавил, – Простите, — так как злобная старая карга все–таки приходилась бабушкой обоим его приятелям.

– Не стоит извиняться передо мной, – сказал Томас, чувствуя себя живым. – Я полностью согласен с Вашей оценкой.

– Я буду жить с ней? – Выпалил Джек.

Томас осмотрелся и усмехнулся. Разве не удивительно, что только теперь он осознал, насколько тяжелы ее обязанности? – Внешние Гибриды, приятель, Внешние Гибриды.

– Почему же Вы этого не сделали? – Спросил Джек.

– О, поверьте мне, я так и сделаю, если есть хоть малейший шанс, что я буду отвечать за нее завтра. А если нет… – Томас пожал плечами. – Мне потребуется какая–то работа, не так ли? Я всегда хотел попутешествовать. Возможно, я буду Вашим исследователем. Я найду самое древнее и холодное место на острове. Я повеселюсь от души.

– Ради Бога, – взмолился Джек. – Перестань так говорить.

Томас посмотрел на него с любопытством, но ничего не ответил. Не впервые он подумал, что же именно происходит в голове его кузена. Лицо Джека было изнуренным, а глаза холодными.

Он не хотел идти домой. Нет, он боялся идти домой.

Томас почувствовал какую–то искру в груди. Сочувствие, предположил он, к человеку, которого ему следовало презирать. Но ему нечего было сказать. Нечего спросить.

И поэтому он ничего не сказал. Вообще молчал весь остаток пути. Прошли часы, и воздух вокруг него стал холоднее с приближением ночи. Они ехали мимо очаровательных деревенек, через Кевен Таун, город побольше и пошумнее, и, наконец, через Батлерсбридж.

Томас подумал,

что это должно выглядеть зловеще. Тени должны были быть длинными и деформированными, и должны были слышаться странные животные звуки, звучащие в ночи.

Вот здесь его жизнь должна была быть выдернута из–под него. Казалось неправильным, что окрестности выглядели настолько живописными.

Джек был немного впереди, и он достаточно замедлил ход. Томас поехал рядом, потом заставил лошадь замедлить ход, чтобы ехать ровно. – Это та дорога? – Тихо спросил он.

Джек кивнул. – Прямо за поворотом.

– Они Вас не ждут, не так ли?

– Нет, – Джек пришпорил лошадь и поехал рысью, но Томас продолжал придерживать свою и ехать шагом, позволив Джеку ехать вперед. Иногда нужно было позволить человеку сделать кое–что наедине с собой.

По крайней мере, он мог бы попытаться задержать вдову, пока Джек возвращался домой. Он стал ехать настолько медленно, насколько мог, так что экипаж тоже снизил скорость из–за коня Томаса. В конце подъездной дороги, он увидел, как Джек спешился и прошел по ступенькам, постучал во входную дверь. Когда она открылась, показался луч света, но Томас не услышал, чтобы они обменялись словами.

Экипаж остановился в стороне от подъездной дорожки, и вдова уже выходила, воспользовавшись помощью грума. Она стала идти вперед, но Томас быстро соскользнул с седла, и схватил ее за руку, чтобы удержать.

– Отпусти меня, – прорычала она, попытавшись освободиться.

– Ради любви к Господу, женщина, – в ответ рявкнул Томас, – дай ему минутку с его родными.

– Мы его родные.

– У вас что, не осталось ни капли чувствительности?

– На кону вещи поважнее, чем это…

– Нет ничего, что не могло подождать пары минут. Ничего.

Ее глаза сузились. – Я уверена, что Вы так и думаете.

Томас выругался и совсем не про себя.

– Я уже далеко зашел, не так ли? Я обращался с ним цивилизованно, а недавно стал испытывать уважение. Я наслушался вашего сарказма и беспрестанных жалоб. Я проехал по двум странам, спал на дне лодки, и даже – и я должен сказать, что это действительно оскорбление, — отступился от своей невесты. Я считал, что готов к тому, что мне приготовило это место. Но ради всего святого, я не потеряю те остатки человеческой порядочности, которые у меня остались после того, как вырос в одном доме с Вами.

Через плечо он увидел Грейс и Амелию, которые раскрыли рты и смотрели на него.

– Этот человек, – сказал он, стиснув зубы, – имеет право провести пару чертовых минут со своей семьей.

Его бабушка смотрела на него одну долгую, ледяную секунду, а потом сказал, – Не ругайтесь в моем присутствии.

Томас был ошеломлен тем, как она полностью проигнорировала все, что он сказал, что он ослабил хватку, и она вырвалась, поспешив ко входу, прямо за Джеком, который обнимал женщину, которая была его тетушкой, как понял Томас.