Мистер Мерседес

Кинг Стивен

– Я пыталась его вытащить! – негодующе воскликнула Дебора Энн.

– Знаю, любая хорошая мать поступила бы так же, но вы загнали этот кусочек глубже, и он полностью перекрыл дыхательное горло. Если бы это сделал один из медиков «скорой», вы смогли бы обратиться в суд. Получили бы несколько сотен тысяч долларов. Может, и полтора миллиона. Сталкивался с таким прежде. Но в горло полезли вы. И сказали им об этом, так?

Дебора Энн это признала.

– Они его интубировали?

Дебора Энн ответила положительно.

– Что ж, на этом можно сыграть. Они обеспечили доступ воздуха, но загнали яблоко еще глубже. – Он откинулся

на спинку стула, забарабанил по столу, опять уставился на груди Деборы Энн, возможно, с тем, чтобы убедиться, что они не выскользнули из бюстгальтера и не убежали. – Отсюда и повреждения мозга.

– Так вы возьметесь за это дело?

– С удовольствием, если вы сможете платить в течение пяти лет, пока дело будет рассматриваться судом. Потому что юристы больницы и страховой компании будут вставлять палки в колеса на каждом шагу. Сталкивался с таким прежде.

– Сколько?

Гринсмит назвал сумму, и Дебора покинула кабинет, держа Брейди за руку. Потом они сидели в ее «хонде» (тогда новой), и она плакала. Покончив с этим, велела ему послушать радио, потому что у нее одно дельце. Брейди знал, какое именно: бутылка «эффективной системы догона».

В последующие годы она частенько вспоминала эту встречу с Гринсмитом, всегда восклицая: «Я заплатила сотню долларов, хотя не могла позволить себе такие расходы, адвокату в дешевом костюме из магазина “Мужская одежда”, и узнала только одно: у меня нет денег, чтобы бороться с крупной страховой компанией и получить то, что мне причитается!»

Следующий год стоил пяти. В доме обитал высасывающий жизнь монстр, и звали этого монстра Фрэнки. Иногда он что-то ронял или будил Дебору Энн, когда она спала днем, и тогда она задавала ему трепку. Однажды потеряла контроль над собой и ударила по голове, отчего он упал на пол, дергаясь и закатив глаза. Она его подняла, покачала на руках, сказала, что сожалеет, но у каждой женщины есть предел терпения. Когда предоставлялась такая возможность, она подменяла кого-то из парикмахеров. В этих случаях писала Брейди записку в школу, чтобы он мог остаться дома и посидеть с Фрэнки. Иногда Брейди подлавливал Фрэнки, когда брат хватал то, что не следовало, к примеру, портативную игровую приставку, и бил по рукам, пока малыш не начинал плакать. Вопли напоминали Брейди, что Фрэнки не виноват, что у него поврежден мозг, что виноват этот гребаный кусочек яблока, и его охватывали чувство вины, ярость и печаль. Он усаживал Фрэнки на колени, качал, говорил, что сожалеет, но у каждого мужчины есть предел терпения. И он был мужчиной, мать его так и называла: мужчина в доме. Он ловко менял Фрэнки подгузники, но когда тот в них накладывал (чего уж там, срал, не накладывал – срал), щипал брата за ноги и кричал, чтобы тот лежал смирно, даже если Фрэнки лежал смирно, прижимая к груди красный пожарный автомобильчик и глядя в потолок большими глупыми – а какими еще они могли быть при поврежденном мозге – глазами.

В тот год случалось всякое.

Иногда он любил Фрэнки и целовал его.

Иногда тряс и кричал: «Это твоя вина! Мы все окажемся на улице, и это твоя вина!»

Иногда, укладывая Фрэнки спать – после дня, проведенного в парикмахерской, – Дебора Энн видела синяки на руках и ногах мальчика. Однажды – на шее, где остались шрамы после трахеотомии, которую сделали медики «скорой». Но ничего не говорила.

Иногда Брейди любил Фрэнки. Иногда ненавидел. Обычно эти чувства накладывались друг на друга, и тогда у него болела голова.

Иногда (как правило, напившись) Дебора Энн жаловалась

на жизнь: «Я не могу получить помощь ни от города, ни от штата, ни от чертова федерального правительства, и почему? Потому что у нас еще остаются деньги от страховки и сделки с компанией, вот почему. Кого-то волнует, что все уходит и ничего не приходит? Нет. Когда деньги закончатся и мы переселимся в приют для бездомных на Лоубрайр-авеню, они получат право помогать, и это просто издевательство!»

Иногда Брейди смотрел на Фрэнки и думал: «Ты нам мешаешь, Фрэнки, ты нам чертовски мешаешь».

Иногда – часто – Брейди ненавидел весь этот гребаный говенный мир. И если бы, как говорили по воскресеньям в телевизоре, Бог существовал, Он бы прибрал Фрэнки на небеса, чтобы мать могла пойти работать, и они не оказались бы на улице. И не попали бы в приют на Лоубрайр-авеню, по которой, по словам матери, бродили только ниггеры-торчки с ножами и пистолетами. Если Бог был, почему Он не позволил Фрэнки сразу задохнуться от этого гребаного кусочка яблока? Почему позволил ему выйти из комы с поврежденным мозгом, а потом меняться только от плохого к худшему? Не было никакого Бога. И чтобы понять, что сама идея Бога нелепа, всего-то следовало понаблюдать за Фрэнки: как он ползает по ковру с чертовым Сэмми в руке, поднимается с пола, чтобы чуть похромать, а потом ползает вновь.

Наконец Фрэнки умер. Произошло это быстро. И в каком-то смысле напоминало наезд на людей у Городского центра. Никакого продуманного плана, лишь осознание, что это надо сделать. Можно сказать, несчастный случай. Или судьба. Брейди не верил в Бога, но верил в судьбу, и иногда мужчине приходилось становиться правой рукой судьбы.

Мать пекла блины на ужин. Фрэнки играл с Сэмми. Дверь в подвал была открыта. Как-то раз Дебора Энн купила две коробки дешевой туалетной бумаги на распродаже, и их держали в подвале. Но теперь бумага в ванных комнатах закончилась, и мать велела Брейди принести несколько рулонов. Он поднялся из подвала с полными руками и не стал закрывать дверь. А когда разнес туалетную бумагу по двум ванным наверху и спустился на первый этаж, дверь в подвал так и осталась открытой. Фрэнки играл на полу, катая Сэмми и издавая рычащие звуки: «Ррр-ррр». В памперсе под красными штанами. Он находился уже в непосредственной близости от открытой двери и крутой лестницы, но Дебора Энн не обращала на это никакого внимания. И не попросила закрыть дверь Брейди, накрывавшего на стол.

– Ррр-ррр, – рычал Фрэнки. – Ррр-ррр.

Он толкнул пожарный автомобильчик. Сэмми покатился к порогу двери в подвал, ткнулся в него, остановился.

Дебора Энн отошла от плиты, направилась к двери в подвал. Брейди думал, что она поднимет пожарный автомобильчик и отдаст Фрэнки, но она этого не сделала. Вместо этого пнула Сэмми. И он, стукаясь о ступени, полетел вниз, до самого пола.

– Упс, – сказала она. – Сэмми упал, бум-бум. – В ее голосе не слышалось никаких эмоций.

Брейди подошел. Произошедшее заинтересовало его.

– Зачем ты это сделала, мама?

Дебора Энн уперла руки – из одной торчала лопаточка, которой она переворачивала блины – в бедра.

– Потому что меня достало его рычание.

Фрэнки открыл рот и заорал.

– Заткнись, Фрэнки! – рявкнул Брейди, но Фрэнки не заткнулся. Продолжая орать, выполз на верхнюю ступеньку и посмотрел вниз.

– Включи свет, Брейди, – добавила Дебора все тем же бесстрастным голосом. – Чтобы он увидел Сэмми.