"Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— А бабы в основе все едины! — продолжал Бруно. — Обманщицы. На одном конце — обман, на другом — шлюха. Выбирайте!
— Куда же прикажете отнести таких, как ваша матушка?
— Другой такой, как мама, я не встречал, — заявил Бруно. — Ни разу не встречал женщины, которая пользовалась бы таким успехом. Она к тому же красивая, у нее много поклонников, но она держит их на расстоянии.
Молчание.
Гай постучал очередной сигаретой о стекло часов и заметил, что времени половина одиннадцатого. Пора уходить.
— Как вы про нее узнали? — спросил
Гай не спеша раскуривал сигарету.
— Сколько их у нее было?
— Вполне достаточно. Еще до того, как я все узнал.
Не успел он убедить самого себя в том, что откровенность теперь уже ничего не меняет, как его начало мучить странное ощущение — будто внутри у него закрутился крохотный водоворот. Крохотный, но почему-то живее всех воспоминаний, ибо он произнес эти слова. Гордость? Ненависть? Или всего только досада на самого себя, оттого, что все его нынешние переживания настолько никчемны? Он увел разговор от своей особы:
— Расскажите, что бы еще вы хотели совершить до смерти?
— Смерти? Кто тут рассуждает о смерти? Я раздобыл информацию о нескольких железных способах легко заработать. В любой час могу применить один из них в Чикаго или Нью-Йорке, а захочу — стану продавать идеи. У меня, например, много идей, как совершить идеальное убийство.
Бруно опять поднял неподвижный взгляд, словно призывая Гая возразить.
— То, что вы меня сюда пригласили, надеюсь, не входит ни в один из ваших планов, — заметил Гай, усаживаясь.
— Господи Иисусе, Гай, вы мне нравитесь! На самом деле!
Тоска, написанная на лице у Бруно, словно заклинала Гая сказать в ответ, что и ему приятно общество Бруно. Из этих маленьких измученных глаз глядело одиночество. Гай в замешательстве принялся разглядывать собственные руки.
— Все ваши идеи оборачиваются преступлением?
— Разумеется, нет! Мне много чего хочется сделать, вроде… ну, например, как-нибудь взять и отвалить человеку тысячу долларов. Нищему. Вот получу свои деньги и сделаю это в первую очередь. А вам никогда не хотелось что-то украсть? Или кого-то убить? Ведь хотелось же. У каждого бывают такие желания. Вам не кажется, что некоторые прямо-таки кайфуют, убивая людей на войне?
— Нет, — сказал Гай.
Бруно подумал:
— Ну, они, конечно, ни за что в этом не признаются, потому как боятся. Но неужели вам в жизни не попадались типы, каких захотелось бы убрать с дороги?
— Нет, — ответил он и тут же вспомнил: Стив. Как-то раз он даже подумывал убить Стива.
Бруно поднял голову:
— Конечно, попадались, я же вижу. Почему не хотите признаться?
— Возможно, кое-какие мысли и были, но ходу я им не давал. Я не такой человек.
— Вот тут-то вы и не правы! Убить способен любой. Все зависит только от обстоятельств, характер тут ни при чем! Бывает, человек уже совсем готов, и нужна только самая малость, чтоб его подтолкнуть. Такое со всеми бывало. Даже с вашей родной бабушкой. Я-то знаю.
— А вот я не согласен, — отрезал Гай.
— Да бросьте, я
— Одного из них, — прошептал Гай.
— Что помешало?
— Ничто. Я только подумал об этом — и все.
Он вспомнил бессонные ночи, сотни ночей, и мечту о покое, который могла принести только месть. Что могло бы тогда заставить его решиться? Он услышал бормотание Бруно:
— Вы и сами не понимаете, что подошли тогда к убийству вплотную, я знаю, что говорю.
Гай обалдело поглядел на него. Бруно, сгорбившийся над столиком, повесив лысеющую голову, без пиджака, опершийся локтями о столешницу, напоминал ему хиляка-крупье на исходе ночи.
— Вы начитались детективов, — произнес Гай. Собственный голос прозвучал в его ушах как чужой.
— Они хорошие. В них говорится, что убить может каждый.
— А мне-то всегда казалось, что именно этим они и плохи.
— Опять не правы! — взвился Бруно. — Вы знаете, какой процент убийств попадает в газеты?
— Не знаю и знать не желаю.
— Одна двенадцатая. Всего одна двенадцатая! Вы только представьте! А кто, по-вашему, составляет остальные одиннадцать двенадцатых? Разная незначительная мелюзга и все, про кого полиция заведомо знает, что никогда не словит.
Он полез разливать виски, обнаружил, что в бутылке ничего не осталось, и с трудом поднялся. Золотой перочинный ножичек, блеснув, выпал у него из брючного кармана и повис на тонкой, как струна, золотой же цепочке. Это доставило Гаю эстетическое наслаждение, как если бы он созерцал изысканную драгоценность. И, наблюдая за Бруно, который пытался взрезать колпачок на свежей бутылке, он вдруг подумал: когда-нибудь Бруно, глядишь, и прирежет кого-нибудь этим крохотным ножичком, и это сойдет ему с рук по той простой причине, что ему будет плевать, поймают его или нет.
Бруно повернулся и осклабился, держа в руке распечатанную бутылку виски.
— Поехали со мной в Санта-Фе, а? На пару деньков. Отдохнете, расслабитесь.
— Спасибо, не могу.
— Деньги у меня есть. Будьте моим гостем, а?
Он пролил виски на столик.
— Спасибо, — повторил Гай. Бруно, видимо, решил, что, судя по его одежде, у Гая трудновато с деньгами. Серые фланелевые брюки были его любимыми. Он намеривался ходить в них в Меткафе и даже Палм-Бич, если там будет не очень жарко. Откинувшись на спинку стула, он засунул руки в карманы и в правом тут же нащупал дыру.
— А что? — сказал Бруно, вручая ему стакан. — Вы мне очень нравитесь, Гай.
— Почему?
— Потому, что хороший вы парень. Славный, я имею в виду. Я знаю много ребят — без шуток, — но таких, как вы, можно по пальцам пересчитать. Я вами восхищаюсь, — выпалил Бруно и присосался к стакану.
— Вы мне тоже нравитесь, — сказал Гай.
— Ну так и едем со мной, а? До маминого приезда у меня два или три дня совершенно свободны. Могли бы пожить в свое удовольствие.
— Пригласите кого-нибудь другого.