Мистер убийца

Кунц Дин Рей

Ему необходимо быть Мартином Стиллуотером, а это значит, что ему необходимо писать.

Мужчина. Мужчина был. Мужчина был высокого роста, голубоглазый и со светлыми волосами, на нем был синий костюм, белая рубашка и красный галстук, ему около тридцати лет, и он не знает, что ему нужно в комнате, в которую он вошел. Черт. Нескладно. Мужчина. Мужчина. Мужчина…

Ему необходимо писать, но каждая попытка неизбежно ведет к неудаче. А неудача очень скоро порождает гнев. Знакомая схема. Гнев рождает особую ненависть к компьютеру, он чувствует к нему отвращение, ненависть направлена также на его неприглядное положение в обществе, на само общество и на каждого его гражданина. Ему нужно так мало, так

ничтожно мало – просто принадлежать кому-то, быть как все остальные люди, иметь дом и семью, иметь какую-то цель. Разве это много? Он не хочет быть богатым, отираться среди власть имущих, обедать с сильными мира сего. Он не просит славы. После стольких лет борьбы, смятения, неопределенности и одиночества он обрел наконец дом, жену, двоих детей, смысл жизни, судьбу. Однако он чувствует, как все это ускользает у него из рук. Ему необходимо быть Мартином Стиллуотером, но для того чтобы быть Мартином Стиллуотером, ему нужно уметь писать, а он не умеет писать, черт побери, не умеет. Он знает планировку улиц Канзас-Сити, других городов, он знает все об оружии, умеет открывать любые замки, потому что они насадили ему эти знания, но не потрудились научить его писать детективы. А ему так нужно уметь их писать для того, чтобы быть Мартином Стиллуотером, удержать такую милую жену, как Пейдж, дочерей, свою новую судьбу, которая ускользает, ускользает, ускользает от него, улетучивается его единственный шанс на счастье, потому что они против него, все они, весь мир ополчился против него.

А почему? Почему? Он ненавидит их вместе с их схемами, их безликой силой, презирает их с их машинами так сильно, что… В порыве гнева он бьет тяжелым кулаком по темному экрану компьютера, уничтожая таким образом не только машину и все, что с ней – связано, но и свое отражение в ней. Звук бьющегося стекла разносится по всему дому, а пустота, образовавшаяся внутри монитора, издает отрывистый звук одновременно с коротким свистом гуляющего по комнатам сквозняка.

Он подносит руку к лицу и внимательно смотрит на яркую кровь. Осколки стекла все еще продолжают сыпаться на клавишную панель. Острые осколки торчат из перепонок между пальцами и из нескольких суставов. Эллипсообразный осколок впился ему в ладонь.

Он все еще зол, но потихоньку начинает приходить в себя. Насилие иногда успокаивает.

Он разворачивается на кресле-вертушке, наклоняется вперед, чтобы при свете настольной лампы внимательно рассмотреть раны. Осколки стекла блестят как бриллианты.

Ему не очень больно, и он знает, что скоро и эта боль пройдет. Он силен и жизнерадостен, счастлив чудодейственной способностью восстанавливать силы.

Некоторые осколки впились ему в руку неглубоко, и он в состоянии выдернуть их ногтями. Другие крепко впились в его плоть.

Он отодвигает кресло от рабочего стола, встает и идет в ванную. Ему нужен пинцет, чтобы вытащить глубоко засевшие в ладони осколки.

Вначале кровь льется обильно, теперь же ее почти нет. Тем не менее он держит вытянутую руку на весу, высоко в воздухе, чтобы кровь струилась по запястью и попадала под манжет рубашки, а не капала на ковер.

Он вытащит осколки и снова позвонит Пейдж на работу.

Он так разволновался, когда нашел ее рабочий телефон в справочнике. Его сильно трясло, когда он говорил с ней. Она говорила очень интеллигентно, – мягко, уверенно. У нее слегка грудной тембр голоса, и он нашел его сексапильным.

Будет замечательно, если она окажется сексуальной. Сегодня ночью они будут спать вместе. Он не один раз овладеет ею. Вспоминая ее лицо на фотографии и хрипловатый голос по телефону, он не сомневается, что она сумеет удовлетворить все его желания как никто другой, не оставит его неудовлетворенным и расстроенным, как это было со многими другими женщинами.

Он

надеется, что она оправдает или даже превзойдет его ожидания и у него не будет причин обижать ее.

В ванной он находит пинцет в ящике, где Пейдж хранит свою косметику, ножницы, пилочки, точильные пластинки и другие необходимые для ухода за собой вещи.

Он стоит у раковины и, вытащив осколок стекла, каждый раз промывает палец струей горячей воды.

Быть может, сегодня, после близости с ней, он поговорит с Пейдж о его писательской проблеме. Если с ним и раньше случалось такое, то она должна помнить, что он предпринимал для того, чтобы выйти из этого творческого тупика. Он действительно уверен, что она найдет выход из положения.

Он приятно удивлен и чувствует облегчение, сознавая, что теперь ему не придется быть со своими проблемами один на один. Он женатый человек, и у него есть преданный ему партнер, способный разделить его тревоги.

Он поднимает голову, смотрит на свое отражение в зеркале над мойкой, ухмыляется и произносит:

– Теперь у меня есть жена.

Заметив пятна крови на правой щеке и крыле носа, он тихо смеется и говорит:

– Марти, ты такой неряха. Теперь ты должен измениться. У тебя теперь есть жена, а жены любят чистоплотных мужей.

Вновь переключив внимание на руку, он пинцетом достает осколки стекла.

У него хорошее настроение.

– Завтра первым делом куплю монитор. Он качает головой, удивленный своими ребяческими выходками.

– Ты какой-то не такой, Марти, – говорит он. – Однако, насколько я могу судить, писательская братия должна быть темпераментной, не так ли?

Вытащив пинцетом последний осколок, он держит руку под горячей водой.

– Так больше не может продолжаться. Я напугаю маленьких Эмили и Шарлотту до смерти.

Он снова смотрит на себя в зеркало, качает головой, ухмыляется.

– Ты псих, – говорит он себе так, будто доверительно разговаривает с другом, слабости которого он находит очаровательными. – Ну и псих.

Жизнь прекрасна.

***

Свинцовое небо давит своей тяжестью. К вечеру синоптики обещают дождь, который, без сомнения, вызовет в часы пик такие пробки, что некоторым Ад покажется предпочтительнее магистрали Сан-Диего.

Марти бы надо от доктора Гутриджа ехать прямо домой. Он уже заканчивал свой последний роман и работал больше обычного.

Кроме того, он довольно осторожно вел машину, что было для него нехарактерно. Он мысленно проследил свой путь, минута за минутой, и был уверен, что у него не было приступа амнезии и он не звонил Пейдж. Хотя, кто знает, ведь жертвы амнезии не помнят причиненных им страданий, поэтому даже самое скрупулезное воспроизведение событий последнего часа может не установить истину.

Готовясь к написанию своего романа "Один мертвый священник", он собрал информацию о жертвах этой болезни, пропутешествовавших сотни миль и общавшихся за это время с десятками людей, которые позже не могли абсолютно ничего вспомнить. Конечно, пьяный за рулем опаснее, хотя управлять полутора тоннами стали в почти бессознательном состоянии тоже не очень безопасно.

И тем не менее, вместо того чтобы ехать домой, он отправился в городской торговый центр. Сегодня он все равно уже работать не будет, а коротать время за чтением или перед телевизором, дожидаясь Пейдж с девочками, он тоже не сможет: слишком неспокойно у него на душе. Чтобы отвлечься и забыть свои тревоги, он решил пройтись по магазинам. Купил роман Эда Макбейна и компакт-диск Алана Джексона. Дважды он прошелся мимо магазина со сладостями, завидуя людям, поедающим шоколадные чипсы с орешками, но нашел в себе силы и не поддался искушению.