Мистический Атлас
Шрифт:
Некоторые направления бхакти, выходящие, впрочем, за пределы ортодоксии, предполагали даже своеобразную сексуальную практику, подобную тантрической, в ходе которой партнеры отождествляли друг друга с душой и Богом (это, в частности, характерно для кришнаистского движения сахаджия XVI в.). Но и в более умеренных направлениях эротический символизм присутствовал в полной мере, при этом душа рассматривалась как женское начало, а Бог – как мужское 84 .
Следует, однако, отметить, что традиция бхакти проводит четкое различие между кама (половая любовь) и према (экстаз божественной любви, которым наслаждаются бхакты), что, впрочем, не делает према менее чувственной и эмоциональной.
84
На санскрите
Декларирование любви в качестве высшего принципа определило и «социальную платформу» этого учения. Ставя любовь выше познания (точнее, считая познание производным от любви), бхакти-йога не требует от своих адептов знания Вед, ибо возлюбить Бога может любой человек, независимо от своего социального положения и образовательного уровня, в отличие от ортодоксального брахманизма, допускавшего возможность освобождения только для варны брахманов и при наличии знания и строгого следования Ведам. «Тех, кто поклоняется Мне, посвящая Мне всю свою деятельность, кто служит Мне с непоколебимой преданностью, всегда размышляя обо Мне, устремляя ко Мне все свои мысли, – тех Я быстро вызволяю из океана рождения и смерти» [т.е. из реальности физического мира – авт.] – заявляет Кришна (Бх. 12:6—7).
Согласно учению бенгальского вишнуита (вайшнава) Чайтаньи (конец XV – начало XVI в.), бхакти подразумевает культивирование четырёх видов отношений души к Богу (четырёх форм любви): как раба к господину; как к другу; как к отцу; как к супругу или возлюбленному.
Последняя форма любви – наивысшая: она предполагает экстатическое переживание према – высшего блаженства, полного соединения с божеством.
Чайтанья считал лучшим средством для переживания према так называемые киртаны, то есть своего рода радения, во время которых верующие отождествляют себя с Радхой и устремляются к своему возлюбленному Кришне. Радение сопровождается музыкой, ритмическими телодвижениями и распеванием знаменитой «великой мантры» (махамантра), впервые введенной именно Чайтаньей: «Харе 85 , Кришна, харе, Кришна, Кришна, Кришна, харе, харе. Харе, Рама, харе, Рама, Рама, Рама харе, харе».
85
Харе – звательный падеж слова хари, первоначально означавшего «светлый», «рыжий» и впоследствии ставшего в вишнуизме обычным эпитетом Бога
Чайтанья не отрицал и общепринятые методы созерцания, объектом которого обычно служили божественные атрибуты, качества и энергии. Уделялось внимание и джапа, сосредоточенному повторению имен Бога. Но высшей целью был према, любовное и почти эротическое наслаждение соединением с Богом.
Непосредственный опыт учит нас: «Под лежачий камень вода не течёт», «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «На Бога надейся, а сам не плошай». Действительно, тот, кто не стремится к освобождению, тот и не получит его. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам» – учил Иисус (Матф. 7:7). Однако, может ли человек, приложив усилия, получить освобождение, если это не предусмотрено планом Бога? Не должна ли сначала быть выражена воля Бога, чтобы та или иная душа была допущена в Небесное царство? А в таком случае, результат зависит всё-таки от Бога, а не от человека: сколько бы мы ни суетились перед входом на Небеса, нам могут и не открыть.
По-видимому, создатели бхакти-йоги задумывались над вопросом о том, должен ли человек играть активную роль в процессе взаимодействия с Богом, или он должен смиренно полагаться на Его милость. В результате этих размышлений внутри бхакти-йоги выделились два течения, различающиеся тем, как они отвечали на этот вопрос. Эти течения получили образные названия «обезьяньего» и «кошачьего» бхакти. В первом случае активным началом представляется душа, устремляющаяся к Богу, устрашенная ужасами сансары, подобно тому, как детёныш обезьяны при виде опасности хватается за мать. Во втором случае активность оказывается уделом Бога, который вытаскивает душу из трясины сансары, подобно тому, как кошка хватает зубами за загривок котенка и уносит его от грозящей беды.
Отчасти правы обе точки зрения.
Во всех учениях, практикующих «путь любви», и в бхакти-йоге в частности, любовь выполняет две функции, из которых одну можно считать прикладной (вспомогательной), а вторую – основной.
В качестве вспомогательной функции чувство любви обеспечивает мотивацию на первых этапах практики, предлагая выполнять предписываемые религией действия из любви к Богу: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь». Все остальные побудительные мотивы, заповеди и предписания являются производными из этой любви. Эта функция является прикладной или вспомогательной, поскольку в принципе вместо любви здесь возможно применение и другого мотива, например, страха, ненависти к страданию или стремления к познанию. Хотя любовь в этом качестве вполне себя оправдывает.
Основная функция любви проявляется на самом последнем этапе практики, в момент, предшествующий получению мистического опыта. Здесь задействуются такие свойства любви, как максимальная открытость, стремление к близости вплоть до полной идентификации с визави, безграничное доверие к нему, желание как можно дольше продлить момент соединения с ним. Именно такое состояние сознания обеспечивает наилучшие условия для восприятия Откровения, для воссоединения с Абсолютом. Такое понимание любви практически неотличимо от экстатического состояния, достигаемого при применении других техник, например, джняна-йоги, также подразумевающей под познанием интуитивный гносис, в котором познающий сливается с познаваемым.
Если в прикладном значении «любовь» представляется как один из нескольких различных инструментов мистической практики, который может быть противопоставлен другим инструментам, то на последнем этапе практики всякая дифференциация исчезает и речь идёт об одном и том же явлении, как бы его не называли в различных мистических системах: «Тот, кто поднимается до этого трансцендентального уровня, немедленно постигает Высшего Брахмана…» (Бх. 18:54).
Если бхакти-йога развивалась преимущественно в рамках вишнуизма, «теоретическое» обоснование тантры-йоги и её многочисленных вариаций (кундалини-йога, лайя-йога и др.) следует искать в теологии шиваизма (шайва-сиддханта).
Само название «тантра-йога» в переводе означает «практика, основанная на тантрах». Тантрами называются шиваистские священные тексты, написанные в форме диалогов Шивы и Шакти.
Шива, называемый в индуистской мифологии «вседержителем», «творцом и разрушителем миров», рассматривается шиваистами как единый Бог, Абсолют, вечный и бесконечный, всецело блаженный дух (параматман).
В отличие от западного теистического понятия Абсолюта как творца и источника всех энергий и всего движения, в индийской теологии Шива предстаёт абсолютно пассивным, неподвижным и неизменным духовным началом, чуждым какой-либо сансарической деятельности – источника несовершенства и страдания. Каким же образом это пассивное божество смогло сотворить вселенную? Для объяснения этого шайвисты используют понятие шакти, божественной силы или энергии, которая «и не тождествена Шиве и не отлична от него». «Когда Шива объединен с шакти, он способен творить. Без нее же он не способен даже пошевелить пальцем» – говорится в одном шиваистском источнике.
В некоторых священных текстах шакти отождествляется с материей (пракрити, майя). Поскольку все движения в мире есть проявления энергии шакти, тогда как Абсолют находится вне пределов восприятия, шакти стала центральным понятием тантризма, который вследствие этого называют также шактизмом. В представлениях простых верующих, чуждых философских абстракций и теологической изощрённости, шакти превратилась в богиню – супругу Шивы, слившуюся с образами других центральных женских божеств индийского пантеона – Кали, Дурги, Парвати (в язычестве такие ассоциации – обычное дело). Иногда «супругу» Шивы именуют просто Дэви (Богиня) или Дэви Махатми (Великая Богиня). Похоже, народное сознание в такой форме в очередной раз воспроизвело один из главных архетипов коллективного сознания, объединяющего женское и мужского начала. Выше мы встречали этот архетип в даосизме, в форме учения о двух началах мира – инь и ян.