Митины открытия
Шрифт:
Под вечер колхозники укладывали сено в стога. Один стог заложили на середине луга, другой — ближе к лесу.
— Вот что, друзья! — говорил ещё за завтраком Коля Вагин. — Нас, комсомольцев, здесь пятнадцать человек да пионеров восемь. Целый взвод! Давайте покажем старикам, как умеет работать молодёжь, — сложим стог первые. Пусть стоят на лугу комсомольские стога, пусть будут они самые большие, самые красивые, самые крепкие!
— А нас с Еленой Игнатьевной примете в свой взвод? — спросила тётя Сима,
— Примем! Примем! — закричали мальчишки.
И закипело на лугу соревнование!
Девочки сгребали сено в копны, мальчишки на лошадях подвозили его к стогу, а комсомольцы подавали сено на стог сначала короткими вилами, потом вилами подлиннее, потом такими длинными, что на них, если б воткнуть в землю, можно было скворечник вешать.
А вы знаете, как мальчики возили сено на лошадях? Думаете, на телегах? Нет, земля в этой части луга была мягкая, как на болоте. Нельзя тут возить сено на машине или телеге: увязнут они. И ребята возили копны волоком по одной…
Стоит на лугу невысокая копёшка, а мальчуган на коне, держась за поводья, как заправский кавалерист, правит прямо к копне. За лошадью длинная верёвка тянется, одним концом к хомуту привязанная.
Объедет лошадь вокруг копны, верёвка и охватит копну большой петлей. Спрыгнет тогда мальчик с лошади, привяжет другой конец верёвки тоже к хомуту, скажет: «Но-о!» — и поехала копна по лугу. Довезут копну до стога, отвяжут верёвку от хомута, сядет мальчик на своего верного коня и опять: «Но, пошёл, Кобчик!» — поедут за новой копной.
Сначала не было никакого стога. Просто лежало на земле много сена. Стоял среди сена в рыжем картузе дед Яков и командовал:
— Клади сюда! Ещё, ещё! Так, уминай его получше… Теперь вот сюда. А на угол положим вот этот пласт, чтобы стог крепче был. А в серединку вот эту рыхлую охапку можно — на угол она не пойдет.
Стог рос на глазах.
Грабли так и мелькали в руках у девушек. И Митина мама тоже не отставала от них. Она шла в одном ряду со всеми и переваливала граблями огромный вал сена. И вдруг мама потихоньку запела, запела радостную песню. Сначала пионервожатая Валя, потом другие девушки подхватили её — и вот понеслась песня над лугом, над лесом, над речкой. А под песню, как вы знаете, и работается легче.
— Какая ты сегодня красивая, мамочка, — сказал Митя.
— Может быть, и не красивая, сыночек, но что я сегодня на десять лет моложе — это правда…
Митя пошёл по лугу туда, где поднимался всё выше и выше и другой стог. Там работал трактор-стогометатель. Подъедет стогометатель к копне, подцепит её большими вилами и к стогу, у стога остановится, затарахтит громче и поднимет копну высоко на стог. Там её уже ждёт сам бригадир. Возьмётся он за вилы и начнёт раскладывать сено куда надо.
Здорово получается у стогометателя: целую копну поднимает. А людям даже втроём с нею не справиться.
— Митя, скажи комсомольцам, мы первые кончим. Больно уж они расхвастались! —
Но кончили вместе. И когда приехала бабушка на Орлике, на лугу, будто огромные буханки, стояли два стога. Чтобы дождь не промочил сено, стога аккуратно причесали граблями; теперь вода будет с них скатываться, как с крыши.
Близился вечер. Все умылись, поужинали и стали укладываться спать: вставать поутру надо рано, пока нет большой жары.
Митя не захотел уезжать с бабушкой в деревню и попросился остаться на ночь в лугах вместе с мамой.
Мама подвалила к стогу огромную охапку сена, постелила на неё плащ и сказала:
— Ну, лучше этой постели, Митя, тебе в жизни не придумать.
Митя лежал на душистом свежем сене между тётей Симой и мамой. А вокруг — как в настоящей сказке. В сене стрекотали кузнечики. Где-то у реки, чмокая ногами в вязкой болотистой почве, бродили лошади, а на не скошенной ещё части луга скрипел коростель.
— Тебе хорошо, Митя? Закройся-ка сенцом, чтобы на тебя утром роса не пала, — сказала мама. И, помолчав, добавила: — Смотри, сыночек, красота какая…
Далеко за рекой, у леса, догорала заря. Сначала огненно-красная, она становилась лиловой, потом розовой. Над лесом, словно спелые яблоки в колхозном саду, висели розовобокие облачка. А в вышине всё больше темнело небо и наконец замерцали крупные ясные звёзды. Ночь опускалась над лугами тихая и душистая, словно это была не ночь, а так и не захотевшие стать ночью сумерки. Лишь светлая полоска за рекой да неугомонные кузнечики напоминали о закончившемся трудовом дне. И ещё где-то в стороне, у самого леса, играл на гармони Коля Вагин, и слышалась песня.
Мама привстала, поправила сено в ногах Мити. Потом тихонько засмеялась и сказала с ласковой укоризной:
— Устал наш сын. Даже кусок хлеба не успел доесть, так и уснул. И смотрите, Серафима Васильевна, улыбается во сне, будто маленький, — и она погладила разметавшиеся по лбу Митины волосы.
Сказка об Урожае
Не уехал Митя с покоса и на следующий день. Нагулялся за день, надышался вволю запахом луговых трав и спелого сена, а потом, когда лёг спать у стога, попросил маму:
— Расскажи мне, мамочка, сказку. Про что-нибудь нестрашное и хорошее.
Подумала-подумала мама и сказала:
— Хорошо, слушай.
— Жили-были в одной деревне три соседа, три Ивана.
Иван-дымокур больше всего на свете курить любил. Зимой на печи лежит, а летом в огороде под кустом сосёт свою трубку и кольцами дым пускает. Да так наловчился, что мог дымовые кольца, словно баранки, на гвоздь нанизывать. Дивились люди, как это ловко у него получается.
Иван-певун всё песни распевал. Выйдет в лес, в поле — и соловьем зальётся. Хорошо пел Иван. Но на работе от него немного проку было: начнёт что-нибудь делать, да так и не кончит. Льётся песня за песней, а работа стоит.