Митральезы Белого генерала. Часть вторая
Шрифт:
— Граф, вставай, — нудел над ухом Федька, одновременно тряся Дмитрия за плечо.
— Иди нахрен! — отозвался тот, пытаясь перевернуться на другой бок.
— Вставай, — проигнорировал всем известный адрес денщик.
— Ну какого черта? — обреченно вздохнул прапорщик.
— Их благородие господин лейтенант Шеман просили прийти, — почтительно пояснил свое рвение Федор.
— Твою ж дивизию, ни днем, ни ночью покоя нет! — чертыхнулся окончательно проснувшийся Будищев. — Какого рожна ему надо?
— Не могу знать, — строго по уставу гаркнул Шматов, но тут
— Давай, — едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.
С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.
— Ох ты ж мать…, - охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.
Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.
— Бриться будешь? — с невинным видом поинтересовался злодей.
— Издеваешься? — вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким.[1]
— Почему? — искренне удивился приятель.
— Вода холодная! — попытался объяснить, как ему показалось очевидную вещь, Дмитрий.
— Так я нагрел…
Шеман в отличие от своего подчиненного выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.
— Наконец-то! — с явным облегчением встретил он прапорщика.
— А что за пожар? — спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.
— Нас ждет командующий.
— Нас? — в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.
— Представьте себе!
Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.
— Гэнерал вас ждет! — внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.
В прихожей они, как ни странно, тоже не задержались, а сразу прошли в тесную комнату, почти целиком занятые большим столом. Вокруг этого стола на грубо оструганных скамьях, прикрытых для сбережения начальственных задов чем-то вроде попон, восседали высшие чины экспедиции. Большую часть присутствующих Будищев знал, хотя нельзя сказать чтобы лично. Все-таки прапорщик — невелика птица, тем более недавно произведенный из унтеров. Только лицо молодого полковника генерального штаба, сидевшего между Петрусевичем [2] и Вержбицким, показалось ему незнакомым. «Наверное, это и есть Куропаткин», — успел подумать Дмитрий.
— Ваше превосходительство! —
— Проходите, господа, — сделал он приглашающий жест.
Поскольку места в комнате практически не оставалось и никто из присутствующих не сделал попытки подвинуться, моряки остались стоять у входа, продолжая есть руководство глазами.
— Завтра мы предпримем штурм Янги-кала, — продолжал Белый генерал. — Ваша батарея, лейтенант, будет распределена между тремя отрядами. Ваша задача поддерживать огнем атакующие колонны. Вам все ясно?
В принципе, задача была понятна. Маленькая крепостца Янги-кала и еще несколько кишлаков оставались последними пунктами перед Геок-тепе еще не занятыми русскими войсками. Во всех них укрепились довольно крупные силы текинцев, пользовавшиеся каждым удобным случаем, чтобы угрожать нашим отрядам. Жаркие перестрелки рядом с ними случались так регулярно, что на них уже не обращали особого внимания.
— Так точно! — вытянулся Шеман.
— А вам? — устремил на Будищева испытующий взгляд генерал.
— Поддерживать атаку будем только мы? — недолго думая спросил тот.
Видимо ситуация когда прапорщики задают вопросы генералам показалась присутствующим несколько необычной, отчего те заметно оживились.
— Не только, — усмехнулся в бакенбарды командующий. — С колоннами пойдут подвижные батареи. Кроме того, перед началом общего наступления Янги-кала обстреляют орудия двадцатой батареи.
Дмитрий знал, что так называемые «подвижные батареи» оснащены снятыми с вооружения устаревшими пушками. Тем не менее, в опытных руках, они являлись еще достаточно грозным оружием, тем более что у текинцев не имелось и таких. Главным их недостатком была крайне низкая скорострельность. Пока собранные с бору по сосенки расчеты будут перезаряжать свои медные орудия, вражеские стрелки успеют перебить их. Но под прикрытием митральез, канониры смогут работать спокойно и тогда у обороняющихся нет шансов.
— Вот это хорошо, ваше превосходительство! — под всеобщие смешки с чувством сказал Будищев.
— Придерживаюсь того же мнения, — не без иронии отозвался Скобелев, но тут же согнал улыбку с лица и продолжил. — Однако у вас, господин прапорщик, будет несколько иная задача. Вы со своими боевыми колесницами будете приданы сотне Таманского полка подъесаула Коханюка. Задача — не допустить подхода подкреплений к противнику из Геок-тепе, а равно и отхода текинцев из Янги-кала. Это понятно?
— Так точно!
— Умрите, а не пропустите текинцев!
— Никак нет, ваше превосходительство!
— Что, никак нет? — не понял Скобелев.
— Врага не пущу. Умирать не стану, — пояснил свою позицию Дмитрий.
Если до этого ответы Будищева вызывали у начальства сдержанные смешки, то последнее высказывание вызвало просто дикий хохот.
— Вы только на него посмотрите, — вытирал слезы Петрусевич. — Умирать он не станет!
— Каков нахал! — вторили ему остальные, и только сам Белый генерал, да еще, пожалуй, Куропаткин оставались серьезными.