Митридат
Шрифт:
Таков был и Гиерон. С трепетом в сердце он поглядел на спокойно-грозные укрепления города, реющие в небе своими зубцами и башнями. Подумав, тряхнул головой и направился прямо к десятнику Филону. Нашел его у костра. Суровый воин, раздетый до пояса, вытряхивал над огнем поношенный хитон. Слышалось потрескивание, знакомое каждому бывалому ратнику.
– Как вы надоели мне, проклятые! – ворчал Филон. – Все тело изъели!.. Чего тебе, Гиерон?
Гиерон заявил, что слышал царский призыв и хочет испытать судьбу, пойти штурмовать город.
– Против царского повеления возражать не могу, – ответил Филон, надевая на плечи хитон и пристально
– Если останусь целым, – сказал Гиерон, – я вернусь к тебе, дядя Филон!.. А вот это возьми, мне не надо.
Вложив в жесткую ладонь старшого серебряную монету, он бодро направился на сборный пункт уже пешком, испытывая облегчение, что отделался от норовистого жеребца и тяжелых доспехов.
На месте сбора ему дали короткое копье, меч и щит, удобные для рукопашного пешего боя. Вместо тяжелых, неуклюжих сапог он обернул ноги сырой воловьей кожей, чтобы легче было карабкаться на стены города, прыгать и сражаться грудь с грудью.
Сначала его в числе других назначили на самую высокую башню в сто локтей, уже подготовленную для штурма. Потом всех повернули назад и повели к берегу моря. Здесь было приказано садиться в лодки.
– Зачем в лодки? – спрашивал Гиерон товарищей, неприятно удивленный. Один вид моря и качающихся на волнах судов вызывал у него головокружение и ощущение тошноты.
– Не разговаривать! – послышался сердитый окрик. – Или не видите – башня на кораблях стоит!.. Там наше место!
Гиерон ахнул, взглянув на высокую пирамидальную постройку из плохо отесанных бревен, которая своим основанием опиралась на палубы двух кораблей, глубоко осевших в морские волны. Покачивались корабли, колебалась и деревянная пирамида с усеченной вершиной. Первым побуждением Гиерона было желание убежать обратно к Филону и снова стать всадником хоть на всю войну, только бы не испытывать морской качки. Но было поздно. Кто-то толкнул его в спину, он оказался в лодке рядом с другими и греб веслом. Потом карабкался по веревочной лестнице, ощутил под ногами неверный настил палубы. Здесь выстроились все храбрецы, подняв копья. По сигналу старших воины устремились к низкому входу в башню.
– Боги, помогите мне сохранить жизнь и стать богатым! Я принесу вам щедрые жертвы! – шептал Гиерон, боязливо ступая мягкими постолами на скрипящие опоры, что вели на верхнюю площадку башни. Пахло свежеструганым деревом и горячим потом воинов, возбужденных близостью смертельной схватки с врагом.
– Скорее! Скорее! – торопили десятники. Башня заколебалась сильнее. Воины уцепились за поперечные брусья-опоры, чтобы не сорваться вниз. Гиерон почувствовал головокружение и противную испарину на теле, предшественницу неудержимой рвоты.
– Чего испугались? – сердито подгонял снизу старшой. – Это же башня двинулась к стене! Спешите наверх, сейчас штурмовать будем!
Вверху что-то ухнуло и с грохотом покатилось вниз, башня вздрогнула, послышались крики ярости и боли. Те, которые первыми взобрались на верхнюю площадку, уже вступили в драку с врагом. Гиерон поднял голову и увидел, что сверху каплет кровь, ее струйки, алые, яркие, ползут по желтоватым бревнам. Откуда-то пыхнуло огнем, в лицо ударили клубы едкого горячего дыма, посыпались обломки
– Скорее, скорее наверх! – надрывались десятники. – Помните о награде!.. Сейчас сам Митридат смотрит с берега на штурм! Он увидит вас и наградит за отвагу!.. Вперед, сынки!
Башня с ужасающим грохотом стала оседать и все больше крениться набок. Толстые бревна выворачивало из гнезд, лестница рушилась и давила людей. В отчаянии Гиерон сделал нечеловеческое усилие и вырвался из-под навалившихся на него сотоварищей, делающих тщетные попытки зацепиться за сосновый сруб. С лихорадочной мыслью о том, что настал последний миг его жизни, он ухватился за край бреши в стене, где бревна разошлись. Глянул вниз и оцепенел от ужаса. Башня искривилась и висела над морем. Верхняя часть ее пылала, как гигантский факел, искры и дымящиеся брусья падали в волны. Сквозь завесу удушливого дыма едва можно было различить еще барахтающиеся в волнах или недвижные тела злосчастных смельчаков, которые погнались за царской наградой.
Впереди же, совсем рядом, высились незыблемые стены Кизика, на две трети каменные, а выше деревянные. Между зубцов, в бойницах, мелькали шлемы и копья вражеских гоплитов, которые продолжали метать камни и пылающие горшки с нефтью, разить стрелами понтийских ратников, если те показывались в амбразурах подожженной башни.
Страшный скрежет, уханье машин и гомон людей оглушили Гиерона. Он повел выпученными глазами в сторону моря, увидел, что на смену им приближаются два таких же корабля с другой башней, на верху которой уже стоят наготове воины и с криками размахивают оружием.
«Они займут наше место, когда мы вместе с обломками бревен окажемся в заливе, – мелькнуло в голове. – Они победят – им и награда!»
Обида и сожаление стиснули сердце не меньше, чем страх смерти. Последнее, что он ощутил, – удар, искры из глаз! Вокруг сразу потемнело, наступила тишина. Все перестало существовать.
Не лучше обстояло дело и на суше. Высокая башня на катках усилиями сотен рабов была придвинута к стене настолько, что обе стороны стали обмениваться метательными копьями и кусками гранита. И здесь зажигательные снаряды и струи пылающей смолы и нефти сделали свое деле. Воинам наверху не оставалось ничего другого, как покинуть башню, прыгая на вражеские стены, чтобы в рукопашной схватке отстоять свою жизнь и добыть победу. Но когда на колеблющиеся штурмовые мостики посыпались стрелы и копья, то, как и накануне, никто не решился на них ступить, а тем более перебежать по ним на стену, прямо на подставленные копья кизикийцев.
Митридат пришел в неописуемую ярость, но его крики и проклятия не помогли. Воины прыгали с башни, только не на стены, а вниз, и разбивались. Оставшиеся гибли в пламени с раздирающими душу воплями. Это была страшная картина, она поразила понтийское воинство настолько, что, когда загорелись, а потом рухнули главные городские ворота, никто не захотел лезть в пылающую брешь, откуда сквозь дым и огонь летели навстречу свинцовые шары и губительные стрелы. Ободренные кизикийцы воспользовались этим и быстро завалили ворота камнями.