Миттельшпиль
Шрифт:
— Не слишком ли опасно мы играем, дядя? Если дело дойдет до войны…
— Не переживай, мой мальчик. Николаю война нужна не больше, чем нам. Но… положение обязывает. Нам сейчас надо угрожать друг другу, говорить грозные речи, бряцать оружием и только исполнив все предписанные движения садиться за стол переговоров и договариваться. Так, что сейчас главное не заиграться и не перейти границу, за которой нельзя будет остановиться. Теперь лучше пойти отдохнуть, дни нам предстоят очень тяжелые. Покойной ночи, племянник.
— Покойной ночи, дядя — автоматически ответил эрцгерцог. Старый лис его изрядно озадачил и, вместе с тем, слегка успокоил. Но какая-то мысль не давала покоя. Он прокручивал весь сегодняшний день, вспоминая все буквально по минутам. И тут его осенило: британцы. Направление нового атташе, причем «бывшего» разведчика,
Германская империя. Потсдам, парк Сан-Суси. Июнь 1909 г.
«Думкоф! Шайзе! Доннерветер, это надо же быть таким дураком. Тупым, самовлюбленным дураком, не видящим далее собственного носа! И Его Величество слушает эту свинскую собаку!» — раздвоенная борода Тирпица тряслась от гнева. Во время совещания у кайзера он еще держался, вставляя краткие замечания, но вот теперь не выдержка его оставила. Мольтке-младший не мог считаться его другом, но не фон же Бетман-Гольвегу, прожженному политику, который думает какими-то своими «хитромудрыми» категориями, пытаться объяснить суть происходящего. И не крючкотвору фон Кидерлен-Вехтеру, который хоть и успел повоевать, но далее шел по штатской линии. А вот Хельмут и его «заклятый друг», прусский военный министр Эрик фон Фалькенхайн, те люди, которые хотя бы выслушают. Во всяком случае военный, пусть даже и сухопутный, может понять моряка.
— Ну что вы, герр адмирал, не стоит так волноваться, — кошачьи усы Мольтке воинственно топорщились, но глаза с набрякшими веками смотрели внимательно и устало. Фон Фалькенхайн, типичный пруссак, изображал из себя невозмутимую статую.
«Черт возьми, корчат из себя железных солдат, — в раздражении подумал Тирпиц, но тут же одернул себя, — но посмотрим, как они возразят на мои аргументы».
— Этот дурень Монтекукколи, настоящий наглый и безмозглый австрияк. В котором намешано столько кровей, что трудно ожидать от него хоть какого-то разумного действия, не говоря о истинно германских рассудительности и благоразумия. Его поступок достоин какого-либо француза или капризной дамы. Есть протокол, сожми зубы и сохраняй достоинство офицера, тем более высшего офицера. Немецкого офицера. Провоцировать русских на нападение, когда еще никто не готов к войне. Право слово, только он на такое и способен. Спровоцировал и позорно проиграл. Зато теперь эти венские клуши будут угрожающе кудахтать и в итоге начнется война. А когда русские погонят их к Вене, начнут орать, чтобы наш добрый кайзер пришел и спас их от страшного медведя. Вот только мы знаем, что за всем будут следить поганые лягушатники и гнусные англичане. И не преминут ввязаться в драку на той стороне, которая будет выгодна им. На море они сильнее нас. Если считать только корабли линии, то у них более семидесяти линкоров и броненосцев против тридцати пяти наших. У австрийцев всего девять. А у русских, не считая Черноморский флот, их пятнадцать. Еще больше это превосходство возрастет, если считать только новейшие линкоры — против трех наших имеются восемь английских. И я очень не хотел бы, чтобы к ним добавились еще два русских. И все это для того, чтобы защитить самоуверенных танцоров из Вены, — Тирпиц уже выговорился и стал говорить спокойнее. Тем более в глазах фон Фалькенхайна он заметил искру интереса. А значит, можно было продолжать излагать свое видение ситуации. — Возможно, французы и англичане не полезут в драку сразу. Во всяком случае, они дождутся пока мы не перегоним сильнейшие корабли на восток, и вот тогда все наше побережье окажется под угрозой. Да и даже если не полезем в Балтику, то англичане, а не мы, будут принимать решение о нападении. И если они пойдут
Речь Тирпица оказалась достаточно сумбурна, что выдавало его сильное волнение. Причем волнение не из-за того, что грядет война. К ней то он был готов и знал, что столкновение, в первую очередь с английским флотом, неизбежно. Нет, из-за того, что действия Монтекукколи срывали все планы по подготовке к войне и изначально ставили «Флот открытого моря» в невыгодное положение. Даже не только из-за соотношения сил, сколько из-за ограничения маневра. К тому же статс-секретарь по морским делам был убежденным сторонником мирных отношений с Россией.
Фон Фалькенхайн прекрасно понимал адмирала. Он тоже полагал, что Германии требуется еще три-четыре года, чтобы привести армию в надлежащее состояние. Пусть даже и придется после этого воевать на два фронта. Значит, следует поддержать адмирала, хотя бы для того, чтобы оттянуть начало войны.
Мольтке снял фуражку и провел платком по блестящей лысине. В Потсдамском парке не было жарко, но нервы… Хельмут чувствовал, что адмирал прав, но полагал, что время для принятия решений еще есть.
— Герр Альфред, на мой взгляд, ваши опасения не имеют основания. Конечно, австрийцы поступили крайне неблагоразумно, но ни один здравомыслящий человек не начнет войну в преддверии осени и зимы. Чтобы провести мобилизацию потребуется полтора-два месяца, а это уже сентябрь. Дожди, заморозки, слякоть и раскисшие дороги, особенно в Галиции, Польше и Малороссии. Маневренная война в таких условиях невозможна. Ранее апреля-мая начало боевых действий не прогнозируется. А за полгода еще многое может измениться. Полагаю, что стороны приостановят конфликт, поскольку он никому не выгоден. Австрийцы еще менее готовы к войне, чем мы.
— Кроме британцев, герр Мольтке, — не выдержал фон Фалькенхайн. — На настоящий момент, как верно отметил герр Тирпиц, британцы и французы сильнее нас на море. Я хочу отметить, что и французская армия отнюдь не слабее нашей. Австрийцев можно не учитывать, поскольку русские полностью свяжут их силы. Время мира работает на нас, на подготовку нашей армии и усиление флота. Думаю, что наш кайзер предпримет все усилия, чтобы погасить данный глупый конфликт. А если это невозможно, то нам следует как можно дольше удерживаться от вступления в войну. При этом, пользуясь нейтральным статусом, стоит надавить на русских, прекратив им поставки селитры, да и всего прочего, что они получают через нас. Нам необходимо создать стратегические запасы сырья до той поры, пока «просвещенные мореплаватели» не перекроют нам чилийские поставки.
— Вы полагаете, герр Эрик, что война может начаться в любой момент? — Мольтке не удержался, чтобы не ответить своему сопернику и конкуренту. — Формально британцы только подают надежды, но держатся в стороне от франко-русского союза. Да и французы, как показала война русских с японцами, могут проигнорировать союзнический долг и наплевать на подписанные договора, если это не понравится Лондону. Париж более играет в независимость, вот только эта независимость все больше и больше становится фикцией. Так, что я пока не вижу никаких предпосылок французского вмешательства, даже если Петербург сцепится с Веной.
— А я, герр Хельмут, убежден в противоположном. Если бы все зависело от нас и австрийцев, то я уверен, что один окрик с нашей стороны посадил бы венцев за стол переговоров. Влияния на Габсбургов, чтобы привести их в чувство, у нашего кайзера хватит. Русские еще не отошли от последствий японской войны. Их премьер, убежденный сторонник сохранения хороших отношений с нами, имеет достаточное влияние на царя, чтобы убедить его решить дело миром. Обе стороны приносят друг другу формальные извинения и ограничиваются не менее формальными наказанием виновных. Конфликт исчерпан и честь государств соблюдена. Но слишком много заинтересованных в эскалации данного конфликта. И Лондон, и Париж будут пользоваться нынешней ситуацией, чтобы довести дело до войны. Они к ней не готовы, но мы не готовы к действиям в такой ситуации еще больше.