Мизеракль
Шрифт:
– Вполне. – Лив кончиком пальца расставлял крошки на столе.
Рерт почему-то разозлился. Качнулся с пятки на носок и обратно:
– Этот ключ не имеет скважины! Его давно пора перековать на что-то полезное – на шило, например… Если его не перекуют на шило – он так и останется бесполезным хламом до скончания веков!
– Если ты не вернешь ему человеческий облик, – вполголоса добавил Лив.
Рерт подошел к нему вплотную, наклонился, тяжело опираясь на стол ладонями, задышал в лицо:
– Я не верну ему человеческий облик, Лив.
Лив
– А если я попрошу?
– А ты не проси, – сказал Рерт еле слышно. – Соарен наступает тебе на пятки… Не проси, Зубастик… – И добавил фразу, которую Доминика не расслышала.
Лив приподнял брови. Рерт резко выпрямился, отошел в угол, в темноту; Доминика слышала, как он звенит посудой и шелестит страницами, по-видимому, книги.
– Одна деталь, от которой зависит многое, – пробормотал Лив, разглядывая крошки. – Скажи мне, Рерт… Скажи мне, сколько лет этому ключу? Как давно он в последний раз разговаривал с тобой?
– Четыре года, – сказал беспалый из темноты. – Он был бессмыслен и безмыслен, как пудель.
– Неправда, – резко сказала Доминика.
Лив быстро повернул голову:
– Что неправда? Не четыре года, меньше?
– Неправда, что он был бессмыслен, – сказала Доминика.
Лив прищурился:
– Вы же сами говорили мне, что ваш сводный братец был преимущественно стрелок вишневыми косточками… и все.
– Он был бессмыслен! – провозгласил Рерт, появляясь из темноты с аптечной бутылочкой в руках. – Все они появляются из ниоткуда, не зная, зачем родились. Всем им кажется, что жизнь – всего лишь ящик без стенок и дна. Они не делают ни малейшей попытки осознать свое предназначение, они плывут, куда гонит их ветер, катятся с глупой улыбкой и довольны собой, полагая, что в этом-то и заключается мудрость!
– Он не сделал вам ничего плохого, – злобно сказала Доминика.
– Он вылил на мою голову полную бочку отборной чуши – о бессмысленности всего на свете, о том, что мертвое умирает навсегда, что миром правит случайность…
Доминика подобралась, как перед прыжком:
– Он вовсе так не думал! К тому же… Вам-то какое дело? Не он явился к вам в дом – вы пришли к нему!
– А теперь вы пришли ко мне, – бросил Рерт, разглядывая бутылочку на просвет.
– Эдак к любому человеку можно придраться и во что-нибудь превратить! Будем превращать всех?
– Моя бы воля – и превращал бы, невзирая на пол и возраст, – Рерт сопел, отдирая от пробки сургуч. – Жаль, что я редко выбираюсь… Спина болит от прогулок, голова кружится от высоты, а Кротовые норы… – Он раздраженно махнул рукой.
– Одного я не могу понять, – пробормотал Лив, собирая крошки ребром ладони. – Со сроком выходит неувязка.
– Со сроком?! – Рерт зубами выдернул пробку из узкого бутылочного горлышка. – Она врала тебе от начала и до конца!
– О благородных дамах не говорят «врала». – Лив сбросил крошки в камин, отряхнул ладони. – Говорят – «не открывала всей правды».
Он
– Проклятый Мизеракль!
– Лив, я не врала! – выкрикнула Доминика почти одновременно с ним. – Я…
– Не так уж важно. – Лив покачал головой, надевая «свирель» на пальцы правой руки.
Рерт поспешно приложился к горлышку бутылки и сделал глубокий глоток. Глаза его закатились, рот разинулся, в щели между потрескавшимися темными губами вспыхнула искра; искра превратилась в сверкающий клубок, в котором Доминика – мгновение спустя – вдруг опознала кроличью голову.
Ни один из кроликов, прежде виденных Доминикой, не выглядел так зловеще. Свалявшаяся шерсть его была покрыта комочками темной смазки, глаза смотрели холодно и мертво, зазубренные уши казались орудиями убийства. Не ожидая команды к бою, кролик ударил огнем из ноздрей – так, что голова Рерта, все еще служившая чудовищу оболочкой, мотнулась назад.
Доминика, невесть как оказавшаяся в самом дальнем углу, успела увидеть, как слегка прокопченный Лив поднимает руку, и очертания огромных зубов вдруг заполняют пространство Рертова жилища.
Кролик вырвался на свободу. Хвост его оказался непропорционально длинен и подобен хвосту скорпиона; момент удара Доминика видеть не могла – таким стремительным был каждый бросок.
Брызнуло стекло, рассыпаясь осколками; зашипел и высох ручеек. Чудовищные зубы, одновременно реальные и призрачные, несколько раз сомкнулись впустую, потом послышался хруст, кролик забился, перекушенный пополам, и вдруг взорвался, опрокинув Рерта в бассейн и отбросив Лива к стене.
– Ты проиграл мне желание, Рерт. – Лив расстегнул пряжку у горла и сбросил на пол обгорелые лохмотья, прежде бывшие его плащом. Край ткани вспыхнул; Лив наступил на него ногой.
Беспалый с трудом выбрался из бассейна. Уголки его рта кровоточили, темные струйки сбегали по седеющей бороде.
– Мизеракль, – просипел он с откровенной ненавистью. – Проклятый Мизеракль… Ты не сможешь меня принудить.
Лив поднял брови:
– Почему это?
– Потому что раньше меня придется убить!
– Доминика. – Глаза Лива нашли ее там, где она пряталась, в темном углу за сундуком. – Во-первых, можете выйти… А во-вторых – давайте подумаем, как нам быть. Не слишком ли высокую цену нам приходится платить за ваше наследство?
– Я не врала вам!
– Милая Доминика, я не стал бы связываться с вами, если бы вы не врали. Но теперь наступил момент истины: давайте сюда ключ… Кстати, когда вы успели его взять?
Доминика посмотрела на свои руки. В правой зажат был ключ. Прежде чем забиться в щель за сундуком, она успела-таки схватить со стола свою драгоценность, унести подальше от греха…
– Рерт, – сказал Лив мягко. – Прости меня, если я в чем-то не прав.
Беспалый, не глядя на него, разводил огонь в камине. Промокал уголки рта рукавом рубахи.