Мизери
Шрифт:
Она почувствовала себя необыкновенно счастливой. То, что она произнесла наконец вслух мысль, которой все эти зимние месяцы не давала даже легкой тенью скользнуть по коридорам ее внутренней, запутанной в непроходимый лабиринт жизни, сделало существование Светиного ребенка, которого минуту назад не существовало вовсе, таким реальным, как если бы он сам, уже родившийся, выросший, уставший, вошел, поздоровался поцелуем в щеку, отказался
— Кажется, Павлик храпит, — сказала Света. — Вот кто мне поможет с пеленками, а, Аська?
— А это мысль, — обрадовалась Ася. — Прекрасная мысль! Так… когда тебе? Если не опухоль.
— Если не опухоль, то летом. К лету у вас все наладится.
— Не думай ты о нас, господи! Как была, так и осталась, дуреха ты моя. О себе думай. Как ты жить будешь? Вещи продавать? Квартиру сдашь? Надомницей?
— Воровкой, — хитро улыбнулась Света.
И встала, и прошла в коридор, и взяла пудреницу с голубыми розами, и поставила на стол перед Асей. Ей хотелось смеяться.
— Зачем это? — удивилась Ася.
— Открой и посмотри.
Ася открыла, достала из пудреницы колечко и цепочку, покрутила в руках и положила на стол.
— И что? — недоумевая, спросила она Свету.
— Там алмаз еще, — небрежно заметила Света.
И зацепила пудреницу пальцем, и подвинула к себе. Пустая пудреница сверкнула перламутровым донышком. Света изумилась.
— Тут был алмаз, — сказала она Асе, переворачивая пудреницу вверх дном. — Еще утром. Честное слово!
И Света рассказала Асе историю с алмазом: всю, от начала и до конца.
— Поздравляю, — подытожила Ася Светин рассказ. — Тебя обокрали.
— Ты думаешь? — усомнилась Света.
— И зеркало разбили при этом. Иди посмотри, не поцарапан ли замок.
Замок не был поцарапан. Балкона в Светиной квартире не было. Вор, если он ограбил квартиру, должен был быть альпинистом.
— Завтра позвони своей фирмачке и скажи, что согласна у нее работать. Если откажет, то все ясно с твоим алмазом.
— А если не откажет?
— Тогда поработаешь до… До конца света своего. Хоть заработаешь на пеленки.
— Пожалуй, — Света вздохнула. — Как мне не хочется!.. Может, он не был алмазом? Такой обыкновенный, гладкий, граненый… Ну, резал стекло — что с того? Это стекла такие пошли — их чем угодно разрежешь…
— А ты позвони тем не менее. Надо бороться.
— Не
Наступило утро. За окном гудела машина и гремели мусорные бачки, опорожняемые над кузовом самосвала. Ася зевнула. «Ей бы поспать хоть часок перед поездом», — подумала Света и сказала:
— Мне позвонить надо кой–куда. Иди в комнату, приляг. Я потом, к тебе под бок. Иди!
Ася ушла.
Света потрогала телефон. Он был живой, теплый. Света нахмурилась, закусила губу и набрала номер. Игорь ответил сразу, как будто сидел у себя в кресле с телефоном на коленях. Да так оно и было.
— Слушай, — сказала она, не здороваясь. — Это ты разбил зеркало?
— Я, — глухо отозвался он, проглотив комок в горле. — Я уже присмотрел трюмо.
— Не нужно, — сказала она. — Мне нужен твой ключ. Верни, пожалуйста.
— Да–да! — обрадовался он. — Когда мы увидимся?
— Никогда, — поспешила ответить она.
Павлик проснулся и стоял в дверях, улыбаясь взрослой улыбкой.
— Опусти в почтовый ящик. Это наш последний разговор.
— Я понимаю, — сказал он. — До свидания.
Самосвал во дворе взревел прощально. Наступила долгая праздничная тишина.
— Доброе утро, — сказал Павлик. — Поздравляю вас с Международным женским днем. Подарок за мной.
— С добрым утром, — улыбнулась Света. — Ты уж сделал мне подарок. Как хорошо ты подмел, дезертир, — ни соринки!
Было утро ранней весны. Любимое Светино время.
1996–2002,
Санкт — Петербург
1 Так.
2 Быть или не быть.
3 Я вас люблю.
4 О’кей. Это только английский. Слишком легкий для разговора. Слишком мягкий. Слишком теплый. Слишком краткий и нежный. Я должна думать на русском. О’кей.
5 Коснуться.
6 Твоего сердца.
7 Твоей ладони.
8 Дорогой и смерть.
9 Праздник.
10 Что… что это?
11 Что?..