Младшая сестра
Шрифт:
Шато Берси был старым многоквартирным домом, переделанным на новый лад. Его холл был рассчитан на плюш и филодендроны, но теперь в нем стояли треугольные столики и жесткие кресла.
Портье на месте не оказалось, я позвонил, и через минуту за столиком появился толстый рыхлый мужчина с влажными губами и неестественно живыми глазами.
— Як мисс Гонзалес, — сказал я. — Моя фамилия Марлоу. Она ждет меня.
— Да, разумеется, — ответил он, весь колыхаясь. — Я сейчас позвоню.
Он взял
— Да, мистер Марлоу. Мисс Гонзалес просит вас подняться. Квартира 412.
Он хихикнул:
— Но, полагаю, вы знаете…
— Теперь знаю, — сказал я. — Кстати, вы работали здесь в феврале?
— В феврале? Да, работал.
— Помните тот вечер, когда рядом с вашим домом застрелили Стейна?
Улыбку тотчас смыло с жирного лица.
— Вы полицейский?
— Нет. Учтите, что у вас расстегнуты брюки, если это вас интересует.
Он с ужасом посмотрел вниз и застегнул их дрожащими руками.
— Благодарю вас, благодарю. — Он перегнулся через стол. — Это произошло не возле нашего дома, а на другом углу.
— Стейн жил у вас, не так ли?
— Я предпочел бы не говорить об этом. — Он облизал губы. — А почему вы спрашиваете?
— Просто для поддержания разговора. Ты что-то слишком осторожен, приятель. Я чувствую это по твоему дыханию.
Толстяк покраснел:
— Если вы думаете, что я пьян…
— Только не от чая и не из чашки.
Я повернулся, подошел к лифту и оглянулся. Портье стоял, положив руки на стол, и смотрел мне вслед. Даже с такого расстояния было видно, что он дрожит.
Лифтера здесь не было. Я поднялся на четвертый этаж. Коридор был выкрашен в серый цвет и устлан ковром. Я прошел по нему и нажал на кнопку около двери четыреста двенадцатой квартиры. Дверь тотчас распахнулась, и я увидел бездонные черные глаза и улыбающийся алый рот Долорес. Как и вчера, на ней были черные брюки и огненно-красная блузка.
— Амиго! — нежно сказала она и протянула руки, чтобы обнять меня. Я перехватил их и сложил. Взгляд Долорес был томный и страстный.
Отпустив ее руки, я локтем закрыл дверь и прошел мимо нее. Как и прежде, она — не посторонилась, и я опять коснулся ее груди.
— Вам следует застраховать их, — сказал я при этом.
Грудь была настоящая, с твердым как камень соском.
Долорес рассмеялась своим серебристым смехом. Я прошел в гостиную, оформленную в серых и синих тонах — не цвета Долорес, но очень мило. В комнате был искусственный камин, несколько кресел, столиков и ламп, в углу стоял небольшой погребец.
— Вам нравится моя маленькая квартирка, амиго?
— Не говорите «маленькая квартирка» — это звучит пошло, — произнес я, не глядя на Долорес.
Мне не хотелось на нее смотреть. Я сел на диван и потер лоб.
— Четыре
Долорес подошла и села рядом. Я покачал головой:
— Отодвиньтесь. Нам действительно надо серьезно поговорить.
Она села напротив и сосредоточенно посмотрела на меня.
— Конечно, амиго, я сделаю все, что угодно. Я ваша девушка, во всяком случае, хотела бы быть ею.
— Где вы жили в Кливленде?
— В Кливленде? — переспросила она нежным, почти мурлыкающим голосом. — Разве я говорила, что жила в Кливленде?
— Вы говорили, что там познакомились со Стилгрейвом.
Она подумала и кивнула:
— Тогда я была замужем, амиго. А в чем дело?
— Значит, вы жили в Кливленде?
— Да.
— Как вы познакомились со Стилгрейвом?
— Тогда считалось модным быть знакомой с гангстером. Своего рода снобизм наоборот. Люди посещали места, где часто бывали гангстеры, и если им везло…
— Там-то Стилгрейв и подцепил вас?
— Точнее говоря, я сама подцепила его. Тогда он был очень славным мужчиной.
— А как насчет вашего мужа?
— Все улицы мира вымощены брошенными мужьями, — ответила она.
— Это верно. Их можно найти где угодно, даже в Бэй-сити.
Этот ход оказался бесполезным. Она просто вежливо улыбнулась:
— Не сомневаюсь.
— Они даже могут быть выпускниками Сорбонны, а теперь имеют практику в жалком городишке и на что-то надеются. Мне нравится такое совпадение, в нем есть своя поэзия.
На очаровательном лице Долорес по-прежнему играла вежливая улыбка.
— Мы расстаемся с вами, — сказал я. — Навсегда. И перед этим должны быть откровенны друг с другом.
Я посмотрел на свои руки, голова моя раскалывалась, во мне не было и сорока процентов от прежнего Марлоу. Долорес подвинула мне хрустальную коробку с сигаретами, и я взял одну. Она достала из другой коробки коричневую длинную сигарету и вставила ее в свои забавные золотые щипчики.
— Мне бы хотелось попробовать вашу, — сказал я.
— Мексиканский табак слишком крепок.
— Но это все-таки табак, — подчеркнул я, наблюдая за ней. — Нет, вы правы. Наверное, они мне не понравятся.
— Почему вы отказываетесь? Что все это значит?
— Ваш портье курит марихуану?
Долорес кивнула:
— Я несколько раз предостерегала его…
— Амиго, — добавил я.
— Что?
— У вас не такой уж богатый набор испанских слов. Возможно, вы даже не знаете испанского. «Амиго» уже изношен до дыр.
— Надеюсь, наш разговор не будет продолжаться в таком духе, — бросила она.