Младшая сестра
Шрифт:
— Это утверждает и сама Лейла, — сказал я. — Если бы понадобилось, она бы объявила об этом всему свету. Точно так же она призналась бы всему свету в убийстве Стилгрейва, если бы не было иного выхода. Лейла из тех голливудских птичек, которые лишены моральных предрассудков. Но когда дело доходит до коренных моральных устоев, они у нее имеются. Она не убийца и не предательница.
Орфамей побледнела как полотно. Стиснув задрожавшие губы, она встала.
— Вы продали своего брата, — сказал я. — Вы подстроили его убийство. Тысяча долларов — цена его крови. Желаю, чтобы эти деньги пошли вам на пользу.
Орфамей
— Кто это докажет?! — взвизгнула она. — Кто из оставшихся в живых? Вы? Кто вам поверит, вам, какому-то жалкому сыщику? — Она пронзительно рассмеялась: — Вас можно купить за двадцать долларов!
Пачка снимков все еще была у меня в руке. Я зажег спичку и поднес ее к негативу — бросил его в пепельницу и смотрел, как он пылает.
Орфамей замерла от страха. Я стал рвать снимки на клочки.
— Дешевый сыщик, — усмехнулся я. — Ну, а чего же вы от меня ожидали? Мне некого продавать — у меня нет братьев и сестер. Поэтому мне остается продавать своих клиентов.
Она с яростью уставилась на меня. Я положил обрывки снимков в пепельницу и поджег их.
— Жалею только об одном, — сказал я, — что не увижу вашего возвращения в Манхэттен, штат Канзас, к мамочке. Не увижу, как вы будете драться из-за этой тысячи. Держу пари, там будет на что посмотреть.
Я поворошил обрывки фотографий карандашом, чтобы они лучше горели. Орфамей подошла к столу и тоже уставилась на тлеющую кучку бумаги.
— Я сообщу полиции, — прошипела она. — У меня есть что рассказать. Мне они поверят.
— А я открою им, кто убил Стилгрейва, — заявил я. — Мне ведь известно, кто этого не делал. Мне они скорее поверят.
Голова девушки дернулась, словно от удара.
— Не волнуйтесь, — успокоил ее я. — Мне незачем так поступать — это ничего не даст, а другому человеку будет стоить очень дорого.
Зазвонил телефон. От неожиданности девушка вздрогнула. Я взял трубку и сказал:
— Хелло!
— Амиго, у вас все в порядке?
В комнате раздался какой-то звук: я оглянулся и увидел, как затворилась дверь. Я остался один.
— У вас все в порядке, амиго?
— Я устал, не спал всю ночь. Кроме того…
— Младшая сестра звонила вам?
— Она только что ушла от меня. Возвращается в Манхэттен с добычей.
— С добычей?
— С деньгами, полученными от Стилгрейва за то, что выдала брата.
Наступило молчание, затем Долорес серьезно сказала:
— Вы не можете этого знать, амиго.
— Я знаю это так же точно, как то, что сижу сейчас на своем столе с телефонной трубкой в руке. Так же точно, как слышу ваш голос. И почти так же точно я знаю, кто застрелил Стилгрейва.
— Напрасно вы мне это говорите, амиго. Не стоит мне так доверять.
— Я часто ошибаюсь, но не на этот раз. Я сжег все снимки, а перед этим пытался продать их младшей сестре. Однако она предложила мне слишком маленькую сумму.
— Вы, конечно, шутите, амиго?
— Шучу? Над чем?
Она рассмеялась звонким, серебристым смехом:
— Возьмете меня с собой позавтракать?
— Могу. Вы дома?
— Да.
— Я заеду за вами через несколько минут.
— Буду в восторге.
Я положил трубку.
Спектакль окончился, я сидел в пустом театре. Занавес
«Доктор Пугсмит сейчас примет вас, миссис Джонс».
Она с улыбочкой открывает дверь, и миссис Джонс проходит мимо нее в кабинет, где восседает за письменным столом доктор Пугсмит, чертовски профессионально выглядящий, в белом халате со стетоскопом на шее. Перед ним лежат история болезни, блокнот и книжка бланков рецептов. Доктор Пугсмит знает все на свете, его невозможно провести. Стоит ему взглянуть на пациента, как все ему уже понятно, а вопросы он задает только для проформы.
Когда он смотрит на свою помощницу, мисс Орфамей Куэст, то видит милую юную леди, одетую, как и полагается медсестре, без яркого лака на ногтях и косметики — это может вызвать недовольство пациентов со старомодными вкусами и взглядами. Мисс Куэст идеальная секретарша врача.
Если доктор Пугсмит когда-нибудь и думает о ней, то он доволен собой. Он сделал ее такой, какая она есть. Она стала такой, какой ему хотелось ее видеть.
Наверняка он даже не пытался заигрывать с ней. Может быть, это не принято в маленьких городках? Ха-ха, я сам вырос в таком.
Я взглянул на часы и снова достал бутылку «Олд Форестера». Вынул пробку и понюхал виски. На этот раз оно пахло как полагается. Я налил себе хорошую порцию и посмотрел содержимое бокала на свет.
— Итак, доктор Пугсмит, — сказал я вслух, словно он сидел передо мной тоже с бокалом в руке. — Я незнаком с вами, и вы не знаете меня. Как правило, я не даю советов заочно, но я прошел краткий, ускоренный курс обучения мисс Орфамей Куэст и позволю себе нарушить это правило. Если когда-нибудь этой маленькой девушке захочется от вас чего-нибудь, дайте ей это поскорей. Не тяните время и не брюзжите о налогах и накладных расходах. Просто улыбнитесь и побыстрее раскошеливайтесь. Не вступайте в бесполезную дискуссию о том, что кому принадлежит. Постарайтесь, чтобы эта девушка была довольна — это главное. Желаю вам счастья, доктор, и не оставляйте в кабинете без присмотра колющие предметы.
Я выпил половину виски и стал ждать, когда согреюсь. Затем допил остаток и спрятал бутылку.
Я выколотил пепел из трубки и снова набил ее табаком из коробки, подаренной мне на Рождество поклонником моего таланта. По странному совпадению этот поклонник носил то же имя и фамилию, что и я.
Потом я старательно, без спешки раскурил трубку и вышел в коридор, бодрый и свежий, как англичанин, отправляющийся охотиться на тигра.
Глава 31