Млава Красная
Шрифт:
Росский кивнул.
– Адъютант Ломинадзева, собственной персоной.
– Что, приказы привёз?
– Нет, Григорий, не привёз.
– Как это «не привёз»? А чего ж тогда коню спину сбивал да конвою спать не давал?
– С того начать, что князь наш едва ноги в Кёхтельберг унёс, – мрачно бросил гвардионец. – Перехватили их по дороге, чудом они пробились, если адъютанту сему, князю Саакадзеву, верить. Штабных много погибло, генералов в том числе трое. Ейсмонт, я его знал, храбрый… ещё двое из государевой свиты.
Сажнев присвистнул.
– Царствие им небесное. Пусть уж там с них строго не спрашивают. Искупили…
– Искупили… –
– Хорошо, – с неопределённым выражением отозвался Сажнев. – Так и что ж теперь-то со штабом?
– Собрали отступавших, сейчас в Кёхтельберге.
– А там и деваться больше-то некуда… ну а что ж ещё поведал сей молодец?
– Да не поведал он ничего, в том-то и дело. Всё выспрашивал да выпытывал. – С каждой минутой Росский хмурился всё больше.
– Ну так ему это по должности положено. – Сажнев пожал богатырскими плечами. – Чего ж тут смутило тебя, Фёдор Сигизмундович?
– Не так и не то спрашивают, когда штабной офицер потерявшиеся в бою части разыскал. – Росский потёр костяшки кулака, словно жалея, что не пустил его в ход. – Про положение наше, про неприятеля, про потери – вскользь так, знаешь, словно для отвода глаз только. На Хотчинских полях такое бывает, на учениях – докладываешь иному генералу по всей форме, противник, мол, наступает так-то и так-то, для отражения потребно то-то и то-то, а его превосходительство глядит этак скучающе и вопрошает, мол, а вы, полковник, как полагаете, игристое какого года наилучшим будет? И видно, что вот это ему по-настоящему и важно. Какие там наступления с отражениями!
Сажнев хохотнул.
– Зря смеёшься, Григорий. Не под Хотчиной мы ныне, и речь не об игристом.
– Понимаю, – усмехнулся югорец. – Так что ж у нас на сей раз «винишком» оказалось?
– Ты.
– Я? Вот честь так честь! – Подполковник развёл руками.
– Именно. Я этому Саакадзеву, мол, что же штаб корпуса? Как решили действовать? Где остальные войска наши? А он мне: «Так всё же где Югорский батальон? И командир его где? Как допустили вторжение? Почему не удержали позиции? Струсили? Побежали?..»
– Да я ему… – потемнел Сажнев. – Эх, опоздал совсем малость, а то потолковали б мы с господином адъютантом…
– И тогда уж точно расстался бы ты с эполетами, Григорий, да в линейный батальон на Капказ отправился! – оборвал друга Росский. – В общем, ты им был нужен. Ты и твой батальон. Вынь да положь, мол, «где стрелковый батальон?» – и так каждую минуту.
– Где ж ему быть, батальону-то, – иные тут, шинели сушат, а иные уже того, отправились последний доклад делать…
– Я ему то же самое. А он опять – и какие-то вопросы-то всё больше опять про тебя, про случившееся прошлым днём, как вы на тот берег ходили, как отступали…
– Эк их, – крякнул Сажнев, усаживаясь на жалобно скрипнувшую лавку. – Штабные, одно слово. Небось рапорт составляют в три сажени длиной…
– Не без того. Однако в тех трёх саженях, Григорий, не сомневайся, многое про тебя будет. Разговор на мызе помнишь? Вот чует моё сердце, изложат про твой «поиск», да переиначат, да от себя ещё добавят!
– Э, да разве ж впервой? Писали на меня доносы, как не писать! Помню, дал, грубо выражаясь, по
– То на Зелёной линии случалось, тогда на тебя в штаб Капказского корпуса писали, – остудил югорца Росский. – А корпусом тем кто командует? Правильно, Алексей Петрович, он доносы дюже не любит, а доносчиков и того паче. Вот и кидал те рапорты в огонь да отправлял на тебя представления.
– На тебя, Фёдор Сигизмундович, тоже отправлял…
– И на меня, верно. Только ты о том забыл, Григорий, что Алексей Петрович далече, а его высокопревосходительство – он прямо в Анассеополь относится, а уж там, не сомневайся, у его рапорта внимательные читатели найдутся, не в Военном министерстве, так ещё где.
– Да хоть бы и нашлись, – равнодушно отозвался Сажнев. – Беды-то. У меня не семеро по лавкам. Проживу.
– Ты-то проживёшь. – Росский резко повернулся, в упор воззрившись на огромного подполковника. – Я тебя, Григорий, знаю – саблю наголо, пистолет в руку и пошёл грудью на пули. Как тогда, под Грозной. Да-да, верю, что заговорил тебя шаман югорский, оттого и обходит тебя костлявая, но только, прости за штиль высокий, армии ты полковником нужен, а ещё лучше – генералом.
– Эк хватил, Фёдор Сигизмундович, – усмехнулся югорец, выудил из кармана краюху завёрнутого в чистую тряпицу хлеба, аккуратно откусил, по солдатской привычке не уронив ни крошки. – Генерал-енерал, саблей смело он махал… Иная кость потребна в енералы-то. А мне и на батальоне хорошо.
– Тебе хорошо, Григорий! А другим, у кого те самые «енералы» на манер Ломинадзева или там Шаховского?! Нет уж, молчи, Григорий Пантелеевич. И будь готов, что, как за Млаву переберёмся да Пламмета погоним, к тебе синие мундиры заявятся. Слыхал я про такого полковника Бобырева – бульдог бульдогом, вцепится – не отпустит. Так вот он – при штабе корпуса со своей душегубной командой, и рад я тому несказанно…
– Что-то я на Лабовской мызе никого в синем не видывал…
– Потому что жандармов в благородное общество не допускают, а князинька у нас благороден зело, – раздражённо бросил Росский. – Смотри ж, Григорий, стой на своём крепко – мол, учинил поиск, и только потому батальон мой выстоял. Я, коль меня спросят, то же подтвержу. И не только – донесение пишу в Анассеополь, военному министру. Про все наши дела. Помощь нам нужна, Григорий, и чем быстрей, тем лучше. Наступать собираемся, кто знает, что там у Пламмета в рукаве за туз сыщется, а отпускать шельму нельзя… Собрать все полки, что поблизости сыщутся, – и за Млаву, да так, чтобы Шаховской со своей дурью на плечах не висел.
– Чем же тебе министр помочь сможет? – усомнился Сажнев. – Далеко до столицы, туда-обратно – фельдъегерю десять дён, и то в лучшем случае!
– Верно, – кивнул Росский. – Но о том, что мы наступаем, Орлов должен знать. Может, резервы какие двинут, из того же Менска или Барановска, где китежградские конноегеря квартируют. Мы Пламмета за бока держать станем, чтоб ничего не учинил, за это время подмога подоспеет. Так что… писать надо, но приватно. Сергий Григорьевич меня с младых ногтей знает, всегда вроде как доверял.